Эта покорная тварь – женщина
Шрифт:
22 марта. Л’Анжелер возвращается в Глазго. В тот же день он получает записку, наскоро ест, переодевается и уходит, предупредив домовладелицу, что вернется поздно.
23 марта. 2 часа 30 минут утра.
Разбуженная резким звонком, домовладелица спешит к своему квартиранту и застает его скорчившимся на полу его комнаты.
Вызванный врач ставит довольно обнадеживающий диагноз, на что пациент отвечает: «Мне намного хуже, чем считает доктор!». Далее он просит срочно позвать мисс Перри, но когда она явилась, он был уже мертв.
В кармане его сюртука было обнаружено письмо:
«Почему
Мими».
В конце стояла пометка: «Глазго, 21 марта».
Все остальные письма Маделейн также были обнаружены.
Маделейн сбежала в Роу, но ее вернул в Глазго мистер Миннох.
Вскрытие указало на явные признаки отравления, и мисс Маделейн Смит была арестована.
Из показаний Маделейн Смит:
«Мы не виделись с Л’Анжелером уже три недели... Да, я назначала встречу 21 марта, но он не пришел ... Я хотела рассказать ему о помолвке с мистером Миннохом... Мышьяк я использовала для косметики...»
Следствие продолжалось более трех месяцев, а в июле 1857 года в Эдинбурге состоялся судебный процесс, который сам стал знаменитым и сделал знаменитой мисс Маделейн Смит.
Он продолжался девять дней и освещался на первых полосах не только крупнейших европейских, но и американских газет, причем вовсе не по причине уникальности преступления...
ИЗ ГАЗЕТНЫХ ОТЧЕТОВ:
«В теле было обнаружено не менее 88 гран мышьяка, и зашита пыталась использовать этот факт, чтобы доказать, что подобная огромная доза говорит скорее о самоубийстве, чем об убийстве. Необоснованность этого утверждения демонстрируется двумя аналогичными английскими делами, когда в теле нашли соответственно 150 и 154 гран мышьяка. Что касается обвинения в первых двух попытках убийства, оно затруднилось запретом на использование дневника Л’Анжелера. Для обвинения же в убийстве не хватало доказательства встречи сторон вечером в субботу. Было свидетельство, что Л’Анжелер один или два раза в отвлеченной манере говорил о самоубийстве, но неизвестно, был ли у него мышьяк».
«Против показаний обвиняемой о причинах покупки мышьяка выступила ее старая школьная подруга: ее мышьяк был смешан с сажей и индиго и его вряд ли можно было использовать в косметических целях. С другой стороны, врачи не обнаружили в теле следов красителя, но на это не обратили внимания. Относительно мотивов убийства говорилось, что обвиняемой ничего не дала бы смерть Л’Анжелера, раз письма все равно оставались у него. Но эти письма были без адреса и подписи, кроме «Мими», которая не давала ключа к имени автора. Но главным, конечно, было его молчание, которое гарантировала смерть».
«...Затем выступил лорд прокурор Монкрейф. Его мастерское выступление, сильное, сдержанное, тогда было незаслуженно затенено великолепной эмоциональной речью Джона Инглиса со стороны защиты, которая считается лучшей за всю историю шотландского суда. Первый обращался к разуму, второй — к сердцу, но каждый был уверен в своей правоте. Обвинение лорда судьи-клерка Хоуна было скорее информационным. Присяжные вынесли решение «невиновна»
Маделейн Смит стала знаменитостью. Вокруг ее имени и судебного процесса в течение, по крайней мере, полувека не утихали ожесточенные дискуссии юристов, психологов, журналистов и литераторов. Из обычной уголовной истории с размытым концом эта история вошла в ранг самых противоречивых и загадочных, какие происходили в богатом событиями XIX веке. Ее резонансность подтверждают такие факты, как издание в 1921 году в Нью-Йорке нашумевшего романа Беллок Лаундес, посвященного Маделейн Смит, создание фильма по этому роману и театральная постановка «Обесчещенная леди», также посвященная этой популярной героине.
В 1922 году в Англии вышел в свет сборник эссе «Путь Гленгарри» известного литератора Вильяма Роугхеда, который специально занимался исследованием характера Маделейн Смит.
Некоторые наблюдения и выводы В. Роугхеда интересны не только тем, что проливают свет на загадку популярности мисс Смит, но и тем, что позволяют сделать определенные выводы относительно женского характера в целом.
Вот фрагменты этого исследования:
«Особое внимание обращают на себя письма Маделейн Смит, которые я, должен признаться, вначале не оценил по заслугам.
Письма Маделейн больно читать как морально, так и физически. Она писала большими угловатыми буквами,— думаю, это был итальянский стиль — принятыми тогда молодыми людьми из высшего общества. Ее обычной нормой было шесть-восемь страниц, причем половину текста она «черкала» по проклятой моде того времени, и в результате ее рукопись напоминала китайскую головоломку. А когда мы вспомним, что Л’Анжелер получил и внимательно прочел не менее 198 подобных криптографических посланий, о которых эксперт на процессе сказал, что ему приходилось пользоваться увеличительным стеклом, чтобы вникнуть в их зашифрованный смысл, то уже в этом случае версия самоубийства, предложенная адвокатами, уже не представляется такой уж невероятной.
Чтобы продемонстрировать разносторонность Маделейн в эпистолярном жанре, приведу здесь письмо, которое она написала своему жениху за несколько дней до написания последнего письма Л’Анжелеру, которое вскоре фигурировало на суде. Различия в стиле не столько поражают, сколько заставляют задуматься. Отправленное 16-го марта из Стирлинга, оно адресовано «Вильяму Минноху, эсквайру. Сан-Винсент Стрит 124, Глазго» и выглядит так:
«Мой дорогой Вильям!
Несправедливо, что мне приходится теперь писать эту записку после того, как ты был так добр ко мне. Мне всегда грустно, когда я расстаюсь с друзьями. Но разлука с тем, кого я люблю, как я люблю тебя, делает меня по-настоящему печальной. Меня утешает лишь то, что вскоре мы встретимся. Завтра мы вернемся домой. Но я хотела бы, чтобы ты был здесь сегодня. Мы бы долго ходили. Нашу прогулку в Дамблейн я всегда буду вспоминать с удовольствием. Именно тогда был назначен день, когда мы начнем новую жизнь — жизнь долгую и полную счастья для нас обоих. Целью моей жизни будет доставлять тебе удовольствие и изучать тебя. Дорогой Вильям, я должна заканчивать, так как мама собирается в Стирлинг. Я уже иду без того удовольствия, что в прошлый раз. Надеюсь, ты нормально добрался до города и твои сестры в порядке. Прими мою теплую любовь и верь, что я буду всегда твоей.
С симпатией
Маделейн.