Эта женщина будет моей
Шрифт:
– А чем они мотивируют свои догадки? – заинтересовался Немец.
– Они не мотивируют, они просто лупят в британские лбы наотмашь. Бедным англичанам просто деваться некуда. Нет, ты должен это услышать, причем дословно. Своими словами я не сумею донести всю глубину их мысли и выразить величие их неотразимой логики. Итак, внимай!
Ледников строго посмотрел на Немца, который давно уже отодвинул от себя документы Будрийона и внимательно слушал.
– «Версия о политической подоплеке убийства основана на том, что бизнесмен являлся основателем и совладельцем британской газеты, распространяемой бесплатно в супермаркетах… А также достаточно критично высказывался
– Молодцы, – презрительно скривил губы Немец. – Зрят в корень. И даже глубже. В задницу.
Ледников продолжил:
– «Латвийская полиция обращает внимание на то, что Рагин часто бывал в британской столице по делам. Он даже был зарегистрирован в Великобритании в списках избирателей одного населенного пункта в Шотландии. Накануне происшествия он провел несколько дней в Лондоне, где остановился в известном пятизвездочном отеле „Дорчестер“…
Ледников выдержал паузу и со смехом продолжил:
– …где, как известно, ежедневно обделывают свои темные делишки многочисленные агенты КГБ!»
А Немец вдруг неожиданно серьезно спросил:
– А ты про Германа что-нибудь знаешь?
– Так, в общих чертах, – пожал плечами Ледников. – Банальный жулик времен гибели империи… Одно слово – ваучер.
– Нет, брат Ледников, тут история не банальная. Мой друг Герман Рагин человек весьма незаурядный.
– Друг? С каких пор у тебя такие друзья?
– Ну, не друг, а приятель, – поправился Немец. – Так вот, во-первых, красавец-мужчина, бабы от него в обморок падали. Во-вторых, бизнесмен от бога. Лихой, азартный, в делах неумолимый и неудержимый. Его увезли в Америку юнцом, лет шестнадцати. Самый неудачный возраст – уже не ребенок, который через год перерождается и становится американцем. То есть человек в Америке навсегда чужой. Но ему это не помешало. Стал бакалавром прикладной математики в Колумбийском университете, окончил Гарвардскую юридическую школу, получил гражданство США. А добиться этого эмигранту с дурным английским, сам понимаешь, совсем не просто. Потом слушал лекции в Кембридже и Сорбонне по английской и французской литературе. Ты оцени диапазон – математик, юрист, экономист и французская литература!
– Оценил. Видимо, человек, способный на многое.
– В Россию он прибыл в темные времена как американский специалист по ваучерной приватизации.
– Все ясно – перед ним сразу открылись все двери.
– Правильно понимаешь. Он стал одним из авторов, идеологов программы приватизации. Писал «правила игры» для нарождающегося российского бизнеса. Разумеется, себя он не забывал и уже очень скоро стал миллионером. Знакомство он водил с самыми влиятельными людьми новой России. Когда ваучерная лафа закончилась, он быстро обратился в специалиста по слияниям-поглощениям. Герман в своих делах не жалел никого – ни российских простодушных дураков, ни западных строгих дядей, уверенных, что им все позволено, потому что игра идет по правилам, которые они сами и установили. Он, не задумываясь и не беспокоясь о последствиях, влезал в скандальные сделки, продавал пакеты акций сразу нескольким компаниям, не возвращал кредиты. Но дело не в подробностях…
– А в чем?
– А в том, что человек он был необычный – обаятельный мошенник, циничный пройдоха,
– Ну а потом, судя по всему, начался период приобретений – дома в Лондоне, в Париже, вилла в Ницце, – усмехнулся Ледников. – Видимо, тут он был не столь оригинален.
– Да, тут он был настоящий новый русский. Правда, виллу на Лазурном Берегу он арендовал. И закатывал там балы, на которые съезжался весь московский бомонд. Сам он там обычно появлялся в компании знаменитых музыкантов, актеров или моделей.
– Прямо как у нас на Рублевке. Так ты что, был с ним хорошо знаком?
– Разумеется. Он мне кое-чем был обязан. Но тут вот какая история…
Немец замолчал и стал смотреть на Ледникова загадочно.
– Ладно, не тяни, – проворчал Ледников. Он вдруг обнаружил, что его томят неприятные предчувствия. Немец явно рассказывал про обаятельного жулика не просто так, что-то нехорошее скрывалось за его словами и загадочным взглядом. Нехорошее для него, Ледникова.
– На этих балах с удовольствием появлялась в свое время одна хорошо знакомая тебе особа…
Ледников с удовольствием отметил, что ни одна жилка на его лице не дрогнула. Хотя он уже прекрасно понимал, какой удар нанесет ему сейчас Немец. Надо отдать ему должное, он старается делать это по-дружески, весьма деликатно.
– Имя называть не буду, сам догадаешься, – продолжал деликатничать Немец. – Она тогда была свободна, поссорилась со своим любовником. Этот любовник – магнат, мужик страшно богатый. Герман перед ним был в смысле денег ничтожество, босяк, жалкий клошар. Но от Германа перло азартом, успехом, энергией, а женщины на такое клюют сразу.
– Ну и? – по возможности спокойно спросил Ледников.
– Ну и… Свечку я не держал, но что-то химическое между ними тогда было. Это все видели. Герман безумствовал, швырялся деньгами, придумывал какие-то невероятные развлечения и приключения, но потом вдруг в ее жизнь вернулся Франк Лефлер, тот самый французский супермагнат. Николь с ним несколько раз сходилась и расходилась. Между ними были какие-то очень нервные и путаные отношения. Герман сразу тогда понял, что проиграл. Но, надо сказать, он особенно не сопротивлялся.
– Испугался, что ли? – невольно усмехнулся Ледников.
– Не думаю, – покачал головой Немец. – Мне кажется, к тому времени он уже сам устал от Николь. С ней всем всегда было очень непросто…
Немец выразительно, с намеком посмотрел на Ледникова, но тот не дрогнул.
– В общем, он с некоторым даже облегчением уступил свое место Лефлеру, а сам с удовольствием занялся новыми проектами – газета в Лондоне, кино в Голливуде, рудники в Индонезии, какой-то уникальный песок в Венесуэле. И вдруг эта дурацкая история с исчезновением в Латвии. А ты, кстати, что об этом думаешь?
Ледников ничего не ответил. Он вдруг почувствовал себя глубоко задетым и разочарованным. И дело было не в том, что у нее кто-то был, а в том, кто это был и как это было. Вдруг вспомнился любимый Бунин: «Тоже был мальчишка, красавец гречонок, чрезвычайно богатый. И в месяц, два не осталось и следа от чистой, трогательной девочки…»
Было что-то оскорбительное в том, что поведал Немец. Хотя Ледников не смог бы внятно объяснить себе, что именно. Разве что напомнить, что мерой достоинства женщины может быть мужчина, которого она любит. Впрочем, может и не быть, успокаивал он себя.