Этан с планеты Эйтос
Шрифт:
– Брат Хаас? Я доктор Эркхарт. Нет-нет, сидите, чувствуйте себя как дома, – добавил он, когда посетитель, нервно вскочив на ноги, почтительно закивал. Ощущая какую-то дурацкую скованность, Этан обошел его боком и сел за свой стол.
Мужчина был огромен, как медведь. Красное от солнца и ветра лицо; большие сильные руки, задубевшие от мозолей.
– Я думал, вы постарше, – пробасил он, глядя на Этана.
Этан потрогал свой выбритый подбородок, но, опомнившись, быстро отнял руку. Будь у него борода или хотя бы усы, его перестали бы принимать за двадцатилетнего юнца, при его-то шести футах роста!.. Лицо брата Хааса
– Садитесь, пожалуйста, – повторил он, указывая на стул.
Мужчина опустился на самый краешек, в нескрываемом волнении комкая свой головной убор. Его парадный костюм был мешковат и немоден, однако старательнейшим образом вычищен и выглажен. Этан мимоходом подумал, сколько же времени пришлось бедняге драить ногти, чтобы не оставить ни малейшего намека на грязь!
– Так это самое, доктор… – начал брат Хаас, шлепнув себя кепкой по бедру, – что-нибудь с моим сыном?
– Э-э-э… разве вас ни о чем не информировали по комму?
– Нет, сэр. Просто велели приехать. Так я выписал автомобиль с общинной мотостанции и вот, приехал.
Этан бросил взгляд на досье, лежавшее у него на столе.
– Значит, сегодня утром вы проделали путь от Хрустальных Ручьев? Дальняя дорога…
Бородач улыбнулся:
– Я фермер. Привык вставать рано. Да разве ж это в тягость, когда для сына! Мой первенец, знаете… – он погладил отрастающую бороду и засмеялся. – Ну, я думаю, вы понимаете.
– А как вы оказались в Севарине, если у вас в Лас-Сэндесе есть собственный Центр?
– Это из-за СДБ. В Лас-Сэндесе мне сказали, что у них ни одной нет.
– Понятно. – Этан откашлялся. – Вы выбрали именно эту культуру по каким-то особым причинам?
Фермер утвердительно кивнул.
– Я так решил после одного случая, во время прошлой уборочной. Один мой приятель как-то подвернулся под молотилку – и нет руки. На ферме такое случается. А потом ему говорят: если б раньше к врачу, то могли бы спасти. Община наша растет, скоро новой земли добавят. Нам нужен свой врач, собственный. Всем известно, что из СДБ получаются хорошие врачи. Кто знает, когда еще я наскребу соцкредитов на второго сына или третьего? Так что я хотел получить самого-самого.
– Не все врачи вышли из СДБ, – заметил Этан, – и, уж, конечно, не все, кто вышел из СДБ, стали врачами.
Хаас улыбнулся – вежливо, но скептически.
– А сами-то вы кто, доктор Эркхарт?
– Ну… да, – замялся Этан, – действительно, я СДБ-8.
Фермер удовлетворенно кивнул с видом человека, которого не проведешь.
– Я слыхал, вы здесь самый лучший.
Он рассматривал Этана с жадным любопытством, как будто в чертах доктора ему уже виделся давно взлелеянный в мечтах облик сына.
Этан сложил руки «домиком», стараясь выглядеть доброжелательно и в то же время солидно.
– Так, ладно. Очень жаль, что они вам ничего не сообщили по комму. Ни к чему было держать вас в неведении. Как вы правильно догадались, у нас действительно возникли проблемы с вашим, э-э-э… плодом.
– Моим сыном, – насторожился Хаас.
– Н-нет. Боюсь, что нет. Не в это раз, – торопливо проговорил Этан, сочувственно склонив голову.
Хаас потупился, сжал губы и снова поднял взгляд, полный надежды.
– Может,
Этан покачал головой:
– Существует лишь около тридцати стандартных нарушений, с которыми мы в состоянии справиться, – некоторые формы диабета, например. Их можно устранить с помощью комбинации генов в небольшой группе клеток, если застать процесс в начальной стадии. Иногда удается отфильтровать больные клетки вместе с дефектными Х-хромосомами из образца спермы. Есть также множество способов предварительной диагностики, проводимой еще до того, как зародышевый пузырь будет помещен в репликатор и начнет формирование плаценты. Как правило, мы берем одну клетку и прогоняем ее через систему автоматической проверки. Однако система обнаруживает лишь те нарушения, на которые она запрограммирована, – около сотни наиболее частых дефектов. Не исключена возможность, что она пропустит нечто редкое или трудноуловимое, таких случаев бывает до полудюжины за год. Так что вы не одиноки. Такой эмбрион мы обычно убираем и оплодотворяем другую яйцеклетку. Это самое разумное решение, и на все уходит не более шести дней.
– Значит, все начинать заново… – вздохнул Хаас и поскреб подбородок. – Говорил же мне Дэг, что это плохая примета – отпускать отцовскую бороду раньше времени! Так оно, видно, и есть…
– Это всего лишь отсрочка, – подбодрил Этан сникшего фермера. – И, поскольку причина нарушений была в яйце, а не в сперме, Центр не возьмет с вас оплату за этот месяц, – добавил он, делая соответствующую пометку в досье.
– Так что мне теперь – опять идти в родительскую палату, сдавать новый образец? – покорно спросил Хаас.
– Да, перед отъездом вам следует это сделать. Тогда нам не придется вас лишний раз беспокоить. Но есть еще один маленький вопрос, который нам нужно решить сейчас же. – Этан почувствовал, что краснеет. – Боюсь, мы больше не сможем предоставить вам формулу СДБ.
– Но ведь я приехал из такой дали только ради СДБ! – запротестовал Хаас, сжимая увесистые кулаки. – Черт возьми, я имею право выбора! Почему это вы не сможете?
– Понимаете… – Этан помолчал, подбирая слова. – Дело в том, что с СДБ ваш случай далеко не первый. К сожалению, в последнее время эта культура начала… ну, как бы стареть. Мы действительно очень старались – все яйцеклетки, произведенные за неделю, шли только на ваш заказ. – Не стоит говорить Хаасу, сколь ужасающе мизерна была эта продукция. – Мы прилагали все усилия – и я, и лучшие техники, отчасти потому, что это был, пожалуй, последний шанс: из всех зародышей только один оказался жизнеспособным после того, как началось деление клеток. А потом СДБ перестала работать. Боюсь, окончательно.
Хаас вздохнул так тяжко, словно из него выпустили воздух, и вновь загорелся решимостью.
– А у кого она есть? Плевать, если придется ехать через весь континент. Мне нужна только СДБ!
И почему упорство считается положительной чертой характера? – мрачно размышлял Этан. Просто глупость и занудство… Он собрался с духом и сказал то, о чем надеялся как-нибудь умолчать:
– Боюсь, брат Хаас, больше ее нет ни у кого. Наша культура СДБ была последней действующей на Эйтосе.
Хаас был обескуражен вконец.