Этажи
Шрифт:
– Нет, Полина. Если откроешь, мы все умрем.
– Кто тронет герму, руку сломаю. – Вова спокойно наблюдал за нашей потасовкой, прислонившись к двери. В зубах торчала папироса. – Подумай башкой своей, старая. Там Самосбор! Знаешь, что это значит, или кукуха потекла окончательно? Там невозможно выжить. Не-воз-мо-жно! Не знаю, что за хрень сюда просится, но это точно не твой пацан.
– Будьте вы прокляты… все вы прокляты… – Полина слабела в моих руках, медленно оседая на пол.
Я воспользовался моментом, когда голос из коридора
– Насколько хреново? – Вова ждал на кухне. Я сразу понял, о чем он.
– Очень хреново.
Тельняшка кивнул.
– Сбрасывай полотенце свое. Да не мнись ты, как девка, щупать не буду. Осмотреть тебя надо.
Я послушно поднял руки и покрутился на месте, пока Вова всматривался в покрасневшую кожу.
– А это что?
Черное, скользкое пятно на тыльной стороне кисти, чуть ниже костяшек. Въелась слизь.
– Да завтрашней смены дожить хочешь? – Вова посмотрел на меня и, оставшись без ответа, добавил. – А я хочу. Садись.
Он плеснул в стакан мутной жидкости из грязной бутылки, выпил, занюхивая смазкой с протеза. Подумал и налил мне.
– Не буду.
– Как знаешь, – крякнул он и закинул в себя вторую порцию. Достал кухонный нож и проверил «живым» пальцем острие.
– Сгодится.
Мне уже было все равно, пускай режет, рвет, кромсает, сдаст чекистам или пустит сюда Самосбор. Плевать.
– Будет больно, малой.
– Не больнее, чем ей. – Я кивнул в сторону комнаты, откуда еще доносились редкие всхлипы.
– Ага.
Вова снова закурил. Его протез сжал мое запястье крепче пассатижей.
– Ты полотенце-то закуси. Закуси, тебе говорю!
Кромка ножа коснулась кожи.
– Готов?
– М-м.
– Да я из вежливости спросил. Только постарайся не обоссаться.
И я честно старался.
***
Горечь дыма позволяет отвлечься от голода на какое-то время. Я жадно делаю вторую затяжку и устраиваюсь на подоконнике удобнее. За окном по-прежнему ничего нет. Вряд ли так было всегда, но теперь это не важно.
…Самосбор длился чуть больше девяти часов. Еще около часа потребовалось ликвидаторам, чтобы зачистить этажи от последствий. Как только нам разрешили выходить, я первым делом бросился в квартиру напротив. И никого там не нашел. Даже тела пропали.
Ликвидаторов удалось догнать лишь пятью этажами выше.
– Не путайся под ногами, гражданский! – бросил один, глядя круглыми стеклами противогаза.
Удар по печени оборвал дальнейшие расспросы. Могли и застрелить. Звонить тоже оказалось некуда. Где искать Диму, среди мертвых или живых, никто не знал.
Пока мы сидели взаперти, Полине удалось на какое-то время прийти в себя. Она даже извинилась и сделала вид, что поверила в мою историю. Конечно же,
Но после того, как Дима пропал, в глаза тети вернулось подозрение. Она металась по комнате и заламывала руки, крутила дрожащими пальцами самокрутки и выпила все свои настойки. Затем пошла по этажам, стучась к соседям и спрашивая, не видел ли кто-нибудь ее сына.
А через два дня Дима вернулся. Спокойный и сосредоточенный, в новой одежде и даже с новой стрижкой.
– И опять я угадал с тем, где тебя искать.
Он присел на подоконнике рядом. Мне хотелось двинуть брата в челюсть: за эту тень улыбки, за последние два дня. Я лишь продолжал смотреть в окно, принимая правила игры. Будто все хорошо.
– Ты к матери заходил? Она там с ума сходит.
Мой тон остался ровным, но рука едва заметно дрогнула, протягивая брату папиросу.
– Нет, но обязательно зайду попрощаться. Сначала хотел поговорить с тобой.
– Попрощаться?
Дима достал из нагрудного кармана сложенные в несколько раз бумаги и протянул мне. Я бегло скользил по строчкам, не разбирая букв.
– Когда я сидел там один… ну почти один… У меня было время подумать. Ты все правильно тогда сказал, Серег. – Лицо Димки было спокойным, без единой морщинки. От его решимости тянуло холодком, и я поежился. – Мы не виноваты. Не мы убили этих людей. Да, я нажал на спуск, но Славика тоже убил не я. Это все твари. Твари, живущие внизу.
До меня наконец дошел смысл документов.
– Ликвидаторы? Дима, ты спятил.
– Я позвонил тому чекисту, Олегу. Сказал, что лазил один, про банки с тушенкой, про убитых тоже сказал.
– И он поверил?
– Да. По крайней мере в какую-то часть. У меня был выбор…
– Это не выбор. – Я покачал головой.
– Для меня – да! Я записался в добровольцы, Серег. У меня есть пара часов, чтобы попрощаться и собрать вещи.
– Что ты собираешься доказать? Какое оправдание ищешь для нас? – Я снова на него орал, а в ответ он лишь улыбался.
– Мне не нужно оправдание, брат. Мне нужна месть. Эти твари должны сдохнуть. Я хочу, чтобы они сдохли. Завтра туда спустится отряд ликвидаторов, и я напросился с ними. Боевое крещение, так это называется. Кстати, что с твоей рукой?
…На моей повязке только недавно перестали появляться новые пятна. Рана после Вовиной операции заживала плохо. Пришлось срезать полоску кожи шириной в два пальца, предотвратить распространение черной заразы.
Несмотря на признание Димы и добровольную сдачу, никто и не подумал разблокировать нам доступ к снабжению раньше обещанного. Как я и ожидал, поблажек не было, и большинству на этаже пришлось туго. Пара наших соседей решились попытать счастья на седьмом. Одного Сидорович застрелил на месте, второму попал в ногу. Две ночи кряду мы слушали вопли, пока его наконец не забрали. Из медблока он уже не вернулся.