Этьен и его тень(изд.1987)
Шрифт:
Крупье с профессиональной сноровкой отгреб лопаточкой деньги с проигравших квадратов стола. Печальным взглядом проводил Агирре эту кучу денег.
Низкий абажур повис в табачном дыму над зеленым сукном, освещая стол, расчерченный на квадраты.
Напротив Агирре сидела все та же старуха в соломенной шляпе. Крупье рассчитался с играющими. Делали новые ставки. Агирре неуверенно положил деньги на «11», но в самый последний момент нервно передвинул их на соседний квадрат.
— Игра сделана, ставок больше нет, —
Агирре неотрывно следил за ней — вот-вот остановится… И вновь неудача. А старуха опять выиграла. Шустрый молодой блондин достал ее сумочку и сунул в нее выигрыш. Старуха игриво похлопала его по щеке рукой в перстнях и показала, на какие квадраты снова ставить.
Агирре, подавленный проигрышем, порылся в карманах пиджака, ничего не нашел, встал, но подошедший Кертнер мягко усадил его обратно и незаметно передал деньги:
— Держи.
Докрутилась рулетка, и крупье пододвинул к Агирре кучу ассигнаций. Тот вскочил в веселом азарте.
— Не будем больше испытывать судьбу. — Он взял деньги со стола и хотел отдать долг Кертнеру.
— Успеешь.
— Нет, нет, карточный долг — долг чести!
— Я подожду.
— Тогда играю на все!
И снова крупье придвинул лопаточкой деньги к счастливому Агирре. Тот иронически улыбнулся шустрому блондину, отдал долг Кертнеру, рассовал остальные по карманам и отошел от стола.
Агирре был радостно возбужден и все чаще поглядывал в другой конец зала — оттуда ему улыбалась очаровательная молодая сеньора. Она стояла об руку с пожилым мужчиной, но не сводила сияющих глаз с Агирре.
15
Джаннина укладывала вещи в чемодан, собирала Паскуале в дорогу, напевая «Прощание с Неаполем». Мать хлопотала на кухне.
— Мама, где шерстяные носки? На палубе бывает ночью очень прохладно.
— Посмотри в комоде, в нижнем ящике, — донеслось из кухни.
Джаннина пела и не услышала, как за ее спиной тихо отворилась дверь и вошел Паскуале. Он осторожно положил покупки и стал подпевать Джаннине. Она бросилась отчиму на шею.
— Я счастлив, что ты приехала меня проводить, — сказал Паскуале с нежностью.
— Я была бы счастлива проводить тебя в последний рейс на «Патрии». Мне совсем не по душе твои поездки в Испанию.
— Еще два-три рейса — и синьор Капрони-младший назначит мне пенсию. Ну, а кроме того, ты же знаешь… — Паскуале порылся в бумажнике и достал вырезанное из газеты объявление. — Вот… «Все для приданого… Столовое и постельное белье… Улица Буэнос-Айрес, 41…» Я и опоздал потому, что купил кое-что для своей девочки…
Он открыл коробку, в ней полдюжины батистовых рубашек, развернул пакет и достал платье — голубое в белую полоску. Джаннина наспех чмокнула Паскуале и, схватив платье, скрылась за шкафом.
— Святые угодники!
— Но все-таки вы ездили вдвоем! — засмеялась Джаннина, голос ее донесся из-за шкафа.
— Да, третьим классом! — вздохнула мать и ушла на кухню.
Раздался стук в дверь, вошел человек в форме трамвайщика, вертлявый, с бегающим взглядом.
— Прошу о снисхождении… Дайте в долг бутылочку масла.
Паскуале удивленно посмотрел на вошедшего, а Джаннина сухо пояснила:
— Наш новый сосед.
— Я поселился в этом доме, когда вы были в Испании, — сказал Вертлявый.
Паскуале коротко кивнул.
Джаннина успела переодеться и прошлась в новом платье мимо отчима и Вертлявого походкой манекенщицы, покачивая бедрами.
— Вам нравится? — Паскуале повернулся к Вертлявому. — А жена недовольна. Называет меня скупым.
В дверях появилась мать и нелюбезно оглядела Вертлявого.
— Сосед просит бутылочку масла, — объяснил Паскуале.
— Вы забыли вернуть бутылочку кьянти, — напомнила мать, но все-таки вынесла масло.
Уже в дверях сосед сказал:
— Я служу контролером в трамвайном парке. Ваша семья может смело ездить без билетов.
— Благодарим, — сказала мать. — Но как раз на трамвай Паскуале не скупится.
Едва закрылась дверь за назойливым соседом, Джаннина закружилась перед зеркалом, бросилась на шею Паскуале, запела.
В мелодию ворвался свист с улицы. Мать перегнулась через подоконник, помахала рукой:
— Паскуале! Джаннина! Скорей посмотрите на этого генерала! Сколько перьев в его шляпе!
Джаннина глянула в окно, усмехнулась, отвернулась.
— Ощипали двух павлинов…
— Пригните голову! — кричала мать в окно. — На лестнице паутина…
— Мне дорого обошлась приставка к титулу Виктора-Эммануила «император Абиссинии», — сказал Паскуале невесело. — Я заплатил за это жизнью моих мальчиков Фабрицио и Бартоломео. Не хватает еще, чтобы за титул Франко «генералиссимус» пострадал жених Джаннины.
Тоскано вошел одетый с иголочки в форму лейтенанта берсальеров. Он снял замысловатый головной убор, горделиво пригладил волосы и зачесал их пятерней назад.
— Я же предупредила. — Мать всплеснула руками, взяла шляпу Тоскано и сняла паутину с перьев.
— Можете поздравить, меня произвели в офицеры. Когда отец узнал, то сразу раскошелился… — Тоскано подошел к раскрытому окну и с важностью показал на новенький автомобиль.
— Самая последняя модель! — воскликнул Паскуале восторженно.
— После Испании мы отправимся в этом автомобиле с Джанниной в свадебное путешествие. Прямо из церкви.
Он обнял ее одной рукой и потянулся с поцелуем: она отвернулась.