Этьенн Бонно де Кондильяк

Богуславский Вениамин Моисеевич

Даже статуя, лишенная речи и общения с себе подобными, обладает свободой в той мере, в какой она обладает опытом и знаниями. «…Знания мало-помалу освобождают ее от цепей рабства, к которым, казалось, ее первоначально приковали ее потребности» (там же, 373). Дело в том, что свобода всегда имеется в той или иной степени, зависящей от объема и глубины наших знаний. С ростом объема и точности знаний увеличивается возможность правильно предвидеть последствия наших поступков и, следовательно, растут масштабы нашей свободы. Но она никогда не бывает безграничной, абсолютной. Не только потому, что знания, как бы обширны они ни были, ограниченны, но и потому, что мы никогда не можем полностью освободиться от власти обстоятельств — внутренних и внешних. При сильной буре руль перестает повиноваться руке кормчего, а «бурные страсти способны отнять у нас эту власть над собой» (там же, 374).

Высказывая эти мысли, существенно поднимающиеся над уровнем философии его века, Кондильяк прокладывает путь немецкой классической философии, одним из важнейших достижений которой был диалектический

подход к решению вопроса о соотношении свободы и необходимости.

ВМЕСТО ЗАКЛЮЧЕНИЯ

философии Кондильяка много противоречий. В ней своеобразно сочетаются требования держаться только фактов, только опыта и построение умозрительных «мысленных экспериментов»; резкая критика «духа систем» и попытка построить собственную истинную систему; нападки на материализм и лежащая в основе важнейших построений философа материалистическая позиция; повторяемый постоянно номиналистический тезис, что объективно существует лишь единичное, и обстоятельное разъяснение того, что общее в нашем знании выражает общее и в самой реальной действительности; утверждения, несущие на себе печать агностицизма, и проникнутое гносеологическим оптимизмом убеждение в познавательном могуществе человечества, в его способности постичь любые отношения, связи, законы объективного мира; идеалистический в целом подход к общественной жизни и понимание огромной роли природных и социальных факторов в формировании духовного облика общества; рассуждения о статуе, представляющие собой крайнюю степень абстрактности и созерцательности в трактовке человека, и многочисленные высказывания о решающей роли практической деятельности людей и в процессе приобретения ими знаний, и в процессе проверки истинности этих знаний; метафизическое в целом мировоззрение и настойчивое стремление рассматривать каждый исследуемый объект в его возникновении и в процессе его изменения и развития. Но, пожалуй, больше всего оригинальность Кондильяка как мыслителя проявилась в присущем лишь ему своеобразном сочетании эмпиристской, сенсуалистской гносеологической позиции с тем ценным, что он нашел и усвоил в учениях великих рационалистов XVII в.

Для оценки современными буржуазными историками философии места Кондильяка в происходившей в XVIII в. борьбе идей характерна книга Д. Морне «Интеллектуальные истоки французской революции» (55). Перечислив здесь 408 философских произведений, опубликованных с 1715 по 1787 г. и сыгравших определенную роль в идейной подготовке революции, автор не упоминает ни одной работы Кондильяка. Такое игнорирование значения творчества Кондильяка представляет собой искажение истории развития мысли. В противоположность этому советские исследователи выявляют тот большой вклад, который внес мыслитель в философию, подготовившую умы французов к революции 1789 г. Философия Кондильяка, как верно указывает И. С. Нарский, «сыграла в свое время значительную прогрессивную роль» (22, 233). Этот философ «принес большую пользу развитию материализма во Франции, — подчеркивает Е. П. Ситковский, — и, несомненно, по этой причине вошел в историю материализма» (26, 16).

На мыслителей XVIII и XIX вв. оказала влияние главным образом аргументация, развитая в трудах философа в обоснование чувственного и опытного происхождения всех наших знаний, и содержащиеся в этих трудах материалистические идеи: учение о том, что сознание человека — продукт условий его жизни и воспитания, а также материалистическое решение психофизической проблемы, утверждающее детерминированность явлений человеческого сознания процессами, совершающимися в теле, устройство которого у всех людей от природы одинаково. Эти идеи сыграли большую роль в борьбе за буржуазное преобразование общества и в ниспровержении мировоззрения, освящавшего сословные привилегии. Они стали обоснованием положения о равенстве всех людей, о том, что каждый человек от природы обладает такими же неотъемлемыми правами, как всякий другой. Существенное значение для развития материализма имела та критика, которой Кондильяк подверг идеализм рационалистических систем XVII в., дедуцировавших знания о мире из общих положений, извлеченных якобы из недр человеческого духа. С момента рождения метафизики XVII в. ее антагонистом был материализм (см. 1, 2, 139). И, по словам К. Маркса, эта метафизика была побита «французским Просвещением и в особенности французским материализмомXVIII века» (там же). Следует помнить, что одним из мыслителей, особенно много сделавших для триумфа материализма просветителей, был Кондильяк.

Существенно сказалась на состоянии умов современников Кондильяка его идея о том, что в основе развития общества лежит не деятельность провидения, а естественные процессы, природные условия, «искусства», доставляющие людям все необходимое для их жизни, и политическая организация общества. Определенное влияние оказали на развитие философии мысли Кондильяка о первостепенной роли в формировании абстрактного мышления и в познании вообще материальной деятельности людей, посредством которой они удовлетворяют свои потребности, поддерживают свое существование; о том, что практика предшествует теории, обусловливает создание последней, определяет ее характер и проверяет ее истинность.

Философские произведения мыслителя явились сильным оружием в деле сокрушения феодальноабсолютистского образа мышления и утверждения

новой, буржуазной идеологии. Вольтер писал: «…сегодня, в век, представляющий собой зарю разума, некоторые головы гидры фанатизма вновь оживают. Кажется, источаемый ими яд менее смертелен и их пасти менее прожорливы… но чудовище еще существует; тот, кто станет добиваться истины, рискует подвергнуться преследованиям. Следует ли оставаться во мраке бездеятельным? Или следует возжечь светильник, против которого зависть и клевета зажгут свои факелы? Что касается меня, то я полагаю, что истина не должна прятаться перед лицом чудовищ…» (61, 191–192). Как ни велика дистанция, отделяющая воинствующий вольтеровский антиклерикализм от подчеркнутой лояльности Кондильяка, эти слова вполне могут быть отнесены и к нему.

Но место Кондильяка в истории философии помимо этого определяется также и тем, что он явился одним из предшественников тех ученых, которые поняли роль искусственных языков в науке и ныне широко применяемого в различных областях знания «алгебраического» построения теорий, он оказался в XVIII и XIX вв. единственным философом, не только высоко оценившим значение этих логических средств, но и впервые предпринявшим попытку дать им материалистическое истолкование.

ПРИЛОЖЕНИЕ

(Из «Курса занятий по обучению принца Пармского») [10]

[…] Между привычками и бытом, обусловливающими поведение каждого из народов, должно существовать такое же различие, как и между условиями жизни, в которых различные народы находятся. Но подобно тому как перевороты (les revolutiones), происходящие в уме человеческом, вызывают перевороты в нравах, изменения нравов производят изменения в форме правления; так что форма правления так зависит от нравов, как нравы зависят от того, как рассматриваются или расцениваются человеческие поступки. Эти три фактора, производящие друг друга в указанном порядке, воздействуют один на другой еще и в обратном порядке; я хочу сказать, что и форма правления влияет на нравы, а нравы — на образ мыслей. Чем больше, монсиньор, вы будете наблюдать народы, тем ярче вы заметите взаимовлияние этих трех факторов. И Вы убедитесь, что их взаимное влияние друг на друга является первопричиной всех происходящих переворотов и оно же будет первопричиной всех грядущих переворотов, а следовательно, оно может привести к тому, что Ваше царствование окажется счастливым или несчастным. Таким образом, для вас чрезвычайно важно знать, как, в каких пределах и с какими предосторожностями Вам надлежит действовать, чтобы подчинить себе влияние данных факторов; к тому же должен сказать, что Вы станете достойным повелевать лишь в той мере, в какой Вы окажетесь способным должным образом приостанавливать, ускорять, замедлять, изменять ход событий. Вот чему Вас может научить опыт минувших веков […]

10

Пер. осуществлен Монакиной З. К. по изд. Condillac. Oeuvres philosophiques, vol. II. Paris, 1948.

Земледелие оказалось первым искусством, потребность в усовершенствовании которого возникла у общества. Для достижения этого усовершенствования наблюдали природу во всем, что она производит. Познали, или считали, что познали, средства, способствующие плодородию. Возделывая почву, надеялись повысить ее урожайность, пытались ставить опыты. Небрежно произведенные наблюдения приводили, разумеется, к тому, что принимались как истинные предположения, лишенные оснований. Но попытки их применения, не имевшие успеха, показывали ошибочность таких предположений. Низкие урожаи заставляли отказаться от системы, в пользу которой люди были настроены. Учились на ошибках, и прогресс в земледелии осуществлялся в той мере, в какой росла нужда в увеличении плодородия земли и в какой облегчилось выявление допущенных ошибок. Совершенство земледелия зависит от знания [особенностей] времен года. В силу этого пахарь вынужден был стать астрономом. Чем больше была нужда в изучении движения светил, тем с большей поспешностью он строил предположения, в которых ход светил выступал таким, каким человеку рисовало его воображение. И он начинал с того, что строил ошибочные системы. Но если его гипотезы годами не согласовывались с состоянием погоды в различные периоды, то, как бы велико ни было его предубеждение, оно не могло устоять перед очевидностью ошибочности его представлений, в которых движения светил выступали такими, какими их рисовало его воображение. Тогда человек вновь начинал наблюдать, строил новые гипотезы. Опыт исправлял ошибки, а в астрономии совершался прогресс. В общем, именно таков метод, которому следует человеческий ум в ремеслах и в искусствах, им создаваемых и совершенствуемых. Он накапливает наблюдения, строит гипотезы, на которые ему указывают его наблюдения, и завершает этот процесс опытами, подтверждающими или исправляющими его гипотезы.

Геометрия, столь необходимая для искусства, для физики и астрономии, именно таким путем обрела свое начало и сама совершенствовалась. При самых больших неточностях у геометрии было то преимущество, что она представляла идеи наглядные (sensibles), легко определяемые. Разумеется, часто случалось, что их воспринимали лишь приблизительно к искомым соотношениям. Но по мере того как стремились все более совершенствовать искусства, все больше ощущались неудобства столь грубой геометрии. Стали искать иные методы и нашли их. Тот, кто первым пришел к мысли измерять угол дугой окружности, пролил яркий свет на изыскания в данной области.