Этика и психология науки. Дополнительные главы курса истории и философии науки: учебное пособие
Шрифт:
Ну, а потом – может, повторим слова выдающегося американского хореографа Мерса Каннингема. Он летом 2009 г. ушёл из жизни на 91-м её году. Вплоть до 80 лет он танцевал сам, а затем вёл репетиции, будучи прикован к инвалидному креслу; сказавши своим помощникам: «Уходить из жизни нужно с чувством приятной усталости…»
Мотивация научной работы
«Известно, что ведьмак, причиняя иным мучения, страдания и смерть, столь великое удовольствие и наслаждение испытывает, коих человек благочестивый и нормальный токмо тогда достигает, когда с женой своею законной общается, ibidum cum eiaculatio».
«– Но что мы теперь станем делать? Для чего будем жить? – бросил я в отчаянии в пустое синее небо. – Что, например, буду делать я? Не стало газет – значит, конец моему призванию.
– Не на кого охотиться, не с кем воевать, так что и для меня всё кончено, – сказал лорд Джон.
– Не стало студентов, – значит, кончено и для меня, – прохрипел Саммерли…
– Не кончено… для меня, –
«Веригин (устало в трубку). Что ж, ладно, что поделаешь… Тогда уж можете не торопиться. Что-нибудь придумаем взамен. Только вот я теперь не знаю, как со Ско-филдом быть? Ведь та же петрушка будет…
Бузыкин (вскричал). Нет! Скофилд – это моё! Это я на коленях!»
В чудесной пьесе Александра Моисеевича Володина и снятом по ней столь же замечательном фильме Георгия Данелия «Осенний марафон» главный герой – переводчик и преподаватель университета Бузыкин хронически опаздывает со сроками сдачи в печать своих работ: жена; другая, любимая женщина; подработка лекциями на журфаке; навязчивые приятели; наглая знакомая-однокурсница, чьи бездарные переводы ему приходиться править; навязчивый сосед слесарь с еженедельной бутылкой водки, коей они потчуют иностранца-стажёра («хиппи проклятый…»); и разные прочие помехи тормозят его творческую работу. Перелом в его судьбе происходит, когда обожаемого им автора Скофилда передают для перевода этой самой бездарной однокурснице. Тогда Бузыкин становится принципиальным… У любого автора есть что-то главное, заветное для его жизни в профессии. По нему и проверяется, что именно нами движет. Или ничего уже не движет, кроме житейской инерции.
Жизнь то и дело пробует на излом мотивацию учёного. Учиться дальше на медные деньги или сразу начать зарабатывать приличные суммы, попрощавшись с наукой? Пойти в аспирантуру по любимой специальности, или по другой, мне лично малоинтересной, но к могущественному шефу? Уехать или остаться? Занять место старшего коллеги или пропустить его вперёд по служебной лестнице? Перейти к более перспективному руководителю или сохранить верность постаревшему учителю? Сменить науку на более прибыльное занятие или обездолить родных и близких людей своим фанатизмом исследователя? Для правильного выбора нет рецептов. Впрочем, в этике всегда так, а не только в научной её сфере. Есть только принцип так называемого меньшего зла. А его каждый понимает по-своему.
Ганс Селье [41] обращает внимание на то, что для достижения денег, власти и общественного положения существуют более надёжные пути, нежели наука. Этот автор одной из самых замечательных науковедческих книг выделяет одну главную причину и несколько соподчинённых мотивов для научных изысканий. Первый раздел его книги так и называется: «Почему люди занимаются наукой?». Ответ сводится к следующему: открытие истины относительно тайн природы или устройства общества, организма человека или же прошлого человечества приносит исследователям особенное удовлетворение. «И адвокат, как известно, может предотвратить страдания клиента с помощью искусной защиты; и политический деятель может сделать то же самое в ещё большем масштабе, проводя в жизнь полезный закон; и, наконец, полководец удачным стратегическим маневром может спасти жизнь тысячам и тысячам людей. Но все эти люди защищают одного человека от другого и, как правило, за счёт этого другого. Тайна же Природы, открытая однажды, постоянно обогащает человечество в целом» [42] .
41
Ганс (Ганс Гуго Бруно) Селье (1907–1982) – выдающийся физиолог, эндокринолог, теоретик биологии и медицины. Родился в семье врача. Эмигрант (с 1933 г.) из Австрии в Канаду; выпускник медицинского факультета Пражского университета. В дальнейшем учился медицине в Риме и Париже. Наконец, сотрудник медицинского факультета университета Мак-Гилла и университета Монреаля; основатель и многолетний руководитель Международного института стресса в Монреале. Журналисты называли его «Эйнштейном медицины». Автор ряда открытий в области гуморальной системы организма, влияния гормонов на жизнедеятельность разных органов и тканей; наконец, ставшей классической теории стресса и его вариантов (дистресса и эустресса), общего адаптационного синдрома.
Его книги и статьи переведены на русский язык: Селье Г. Очерки об адаптационном синдроме. М., 1960; Его же. На уровне целого организма. М., 1972; Его же. Стресс без дистресса. 2-е изд. М., 1982; др.
42
Селье Г. От мечты к открытию. Как стать учёным. М., 1987. С. 18.
К Природе стоит добавить такие предметы научных изысканий, как Человек, Общество, Прошлое, Будущее, Техника, Здоровье и ещё какие-то. Вроде Безопасности, Технологии, Логистики, которые близки к науке.
Именно наука, наряду с искусством, ближе всего к творчеству. Научное открытие, как и действительно новое произведение искусства, независимо от их масштаба, приносит его автору ни с чем не сравнимое удовольствие. Оно, это чувство, может быть не слишком заметно, причём не только окружающим, но даже самому своему субъекту. Тем не менее как пожизненное настроение – психологический фон всех наших усилий – оно, это внутреннее осознание твоих возможностей заниматься познанием – эти усилия обеспечивает. Разумеется, жизнь учёного украшают и более конкретно выраженные эмоции. Неповторимая до конца дней
Вспомним, как у Юлиана Семёнова в «Семнадцати мгновениях весны» шёл во вроде бы нейтральной Швейцарии на проваленную явку, на верную смерть, но сам не зная того, немецкий профессор астрономии Плейшнер, втянутый Штирлицем в Сопротивление. Шёл, любуясь архитектурой Цюриха, улыбаясь весенней погоде при невоенной тишине… В гостиничном номере его ждала начатая рукопись монографии – и это придавало его жизни смысл, удовольствие жить… Чудаковатый, но мужественный астроном – очередная удача гениального русского актёра Евгения Евстигнеева (в будущей истории кинематографа – ещё и булгаковского эталонного профессора Преображенского из «Собачьего сердца» в постановке В.В. Бортко [43] ).
43
Владимир Владимирович Бортко (1946 г. рождения) – российский кинорежиссёр, сценарист, продюсер. Государственная премия РСФСР (1990, за фильм «Собачье сердце»). В составе его фильмографии: «Блондинка за углом», «Афганский излом», первые серии «Улиц разбитых фонарей», «Бандитского Петербурга» (фильмы 1–2), «Идиот», «Мастер и Маргарита», «Тарас Бульба».
Психологическая отдача от успеха в науке складывается из нескольких мотивов, альтруистических и эгоистических. Их пропорция у разных типов и уровней учёности разная. Г. Селье предлагает такой их перечень:
• бескорыстная любовь к Природе и Истине;
• восхищение красотой закономерности;
• простое любопытство;
• желание приносить пользу;
• потребность в одобрении;
• ореол успеха;
• боязнь скуки.
Если рассортировать отмеченные факторы на более или менее важные, упростить ответ, то можно сказать: учёными на самом деле в первую очередь движут два тесно взаимосвязанных мотива:
• любознательность [44] и —
• тщеславие.
То и другое, и третье, и пятое, и десятое, если разобраться, конечно, не есть привилегия науки. Любопытства полно в разных профессиях и даже в обыденной жизни, равно как и гордыня переполняет многих посторонних науке людей. Хотя право гордиться своим шагом к вечной истине имеют только учёные. А любознательность и тщеславие, если подумать, по своей психологической сути – одно и то же (узнать, подсмотреть нечто важное первым!), а различается только на взгляд твой собственный, самокритичный, либо посторонний, завистливый взгляд.
44
В одном из последних исследований головного мозга учёные из Канады, Франции и Швейцарии локализовали в нём место, отвечающее за любознательность. Это зубчатая извилина гиппокампа. Подопытные мыши, у которых данный участок мозга активизировали соответствующими белками, изо всех сил принимались изучать окружающее пространство; у них заметно усиливалась долговременная память, с помощью которой они успешно решали задачи на сообразительность. Видимо, прирождённые учёные действительно генетически к этой работе предрасположены (Батенё-ва Т. Как сделать учёными всех // Известия. 2009. 18 сентября. № 172. С. 15.).
Вот, например, малолетний сын графа А.А. Бобринского [45] заносит в свой дневник впечатление относительно одной из находок из раскопанных отцом скифских курганов: «Мой гребень! Я нашёл!» Прикинем: перед нами человек, принадлежащий к самому элитному слою империи. Деньги, почести, звания – сколько хочешь. Имения, доходы на банковском счету, должности в столице, частые поездки за границу. А что греет его душу в первую очередь? Археология! Раскопки! Редкие находки! (Гребень-то и в самом деле на весь мир знаменитый – чистого золота, с изображением сражающихся воинов на вершине; репродуцировался множество раз; выставлен в Золотой кладовой Эрмитажа). Вот вам и наука. Поневоле задумаешься об её значении в жизни настоящего учёного.
45
Граф Алексей Александрович Бобринский (1852–1927) – видный русский археолог; товарищ председателя (1877), затем председатель Императорской Археологической комиссии (1886–1917); вице-президент Императорской Академии художеств (1889–1890); почётный мировой судья Черкасского уезда; предводитель санкт-петербургского дворянства (с 1875 – уездный; в 1878–1898 – губернский); председатель думы Санкт-Петербурга; сенатор (1896), председатель Совета объединённого дворянства (1906–1912); член Государственного совета (1912); депутат Государственной думы III созыва; обер-гофмейстер Императорского двора (1916); почётный опекун санкт-петербургского присутствия Опекунского совета учреждений императрицы Марии; член совета Императорского Человеколюбивого общества; председатель кустарного комитета министерства земледелия и государственных имуществ (ни по одной из упомянутых должностей денежного содержания не получал). См.: Рудаков В.Б. Археологическая деятельность графа А.А. Бобринского (По поводу 25-летия его председательствования в Императорской Археологической комиссии) // Исторический вестник. 1911. № 3; Юбилей графа А.А. Бобринского // Там же.