Этика Преображенного Эроса
Шрифт:
** Творения (рус. пер.). Спб, 1907. I. 120—121.
73
Антиномия мистического «образа», конечно, не могла укрыться от Дионисия Ареопагита при его глубоком понимании антитетики. Он говорит: «Поистине видимые иконы суть видимое невидимого». Иоанн Дамаскин, цитирующий эти слова, дает сам такую формулировку: «Всякий образ есть откровение и показание скрытого» (Слово 3) *.
Образ и воображение нисколько не боится того, что ему приходится изображать невидимое, скрытое, неизобразимое; напротив, воображение этим именно более всего вдохновляется: оно более всего устремляется туда, где есть жуткое, таинственное, сокрытое. Можно сказать, что воображение есть по существу своему стремление изобразить
Даже познание есть всегда познание непознаваемого, и это «непознаваемое» все категории и формы познания содержат в себе, несут в себе, на него указывают, его прежде всего «имеют в виду». Важно только понять, что воображение обгоняет мысль и познание в изображении неизобразимого. Еще возможен образ, символ, миф — там, где понятие отказывает. Это хорошо понимали Платон и Плотин; это понимали все мистики. Образы и статуи богов — это то последнее, что мы встречаем перед тем, как проникнуть в святая святых (Плотин). Символический образ есть последняя стрела Эроса, направленная в таинственное сердце бытия. Только она еще остается, когда истрачены все стрелы ума.
VI СУБЛИМАЦИЯ И ВНУШЕНИЕ
1. НОВЕЙШАЯ ТЕОРИЯ ВНУШЕНИЯ **
Как совершается преображение личности при помощи воображения — мы можем видеть на явлении «внушения». Этот феномен, искони существовавший в человеческой душе, только теперь осознается психологической наукой. Внушение совсем не совпадает с «гипнозом», оно объемлет бесконечно более широкий круг явлений, среди которых «гипноз» является лишь частным и исключительным случаем.
Сублимация подсознательного эроса при помощи воображения есть внушение: идея–образ бросается в подсознание и там, в этой подпочве душевной жизни, невидимо живет и растет под порогом сознания, питаясь аффектами и преобразуя их, и затем
* Цитировано у о. Сергия Булгакова «Догмат иконопочитания». YMCA Press, Paris. Он показывает огромное догматическое значение спора об иконопочитании и возводит этот спор к высшим религиозным антиномиям.
** Ch. Baudouin. Suggestion… Op. cit. Dr. Lestchinsky et Loiri?. L'Autosuggestion… Op cit.
74
вырастает и поднимается над порогом сознания, превращаясь в акты, в творческие проявления. Внушение имеет, таким образом, трехчленный ритм: 1) идея–образ, которая бросается в подсознание, слово, которое заключает в себе «внушение», 2) подсознательная жизнь и работа этого образа и 3) ряд актов и изменений, являющихся результатом «внушения». Первый и третий моменты видимы и сознаются; второй момент — невидим и не сознается.
Весь процесс есть действие воображения на подсознание, как это установил Куэ. Однако точнее было бы сказать, что процесс этот есть взаимодействие, или круговорот подсознания и воображения. Ведь образы, и как раз самые мощные, сами вырастают из подсознания. Мы можем сказать: воображение всегда вырастает из подсознания и всегда влияет на подсознание, подобно тому как зерно вырастает из глубины земли и обратно бросается в глубину земли *. Теория внушения учит, как обращаться с этой глубиной, куда не проникает взор и рука.
Так, понятое «внушение» приобретает широчайший смысл, охватывающий под известным углом зрения всю душевную жизнь: всякое «слово», брошенное в подсознание, есть внушенное слово. Как и откуда образ попал в подсознание — несущественно, существенно только то, что он принимается подсознанием: всякое внушение есть самовнушение, ибо если самость не принимает образа в свое подсознание — внушения не происходит. «Гипнотизер», обладающий «магнетической силой», не играет существенной роли и чаще всего отсутствует. А если он присутствует со всеми фантастическими атрибутами Калиостро, то это означает только, что сам внушаемый внушает себе, что этот человек обладает «магнетической силой». Происходит самовнушение через посредство «очарованной» и «прикованной» фантазии.
Самовнушение
Но далее внушение не ограничено тем, что оно должно быть сознательным актом, исходящим от какого–либо лица, решившего внушать. Внушение (всегда опирающееся на самовнушение) может иметь место, хотя ни я сам, ни другое лицо не произвели сознательного акта внушения. Такое внушение, происходящее как бы «само собою», можно назвать непроизвольным внушением, противопоставляя ему внушение произвольное, имеющее сознательную цель нечто внушить **. Наше подсознание
* Поэтому трехчленный ритм можно выразить и так: 1) работа подсознания, 2) образ, возникший из подсознания, и 3) проникновение образа в подсознание и его дальнейшая работа там. Тогда первый и третий моменты — скрыты и подсознательны, а второй видим и сознается.
** Baudouin определяет эти два вида как suggestion spontannee и suggestion refl?chie '.
75
переполнено всякого рода непроизвольными внушениями, часто весьма вредными, как бы семенами, брошенными туда нечаянно и ненамеренно, причем семена эти в огромном количестве оказываются плевелами, засоряющими душу и вырастающими наружу в виде бессмысленных, нецелесообразных, дурных поступков, безумств и даже безумия. Один внушает себе, что он ничтожество (Minderwertigkeitsgefьhl), другой внушит себе манию величия; один «вообразит», что он не может перейти площадь (боязнь пространства), другой — что он не может появиться перед публикой. Безбрежное море такой сорной травы вырастает из подпочвы души. Но если бы существовали только плевелы дурного внушения, жизнь заглохла бы и угасла бы. Если бы сеял только «враг» — мы бы давно погибли. То, что существует жизнь и нарастание жизни, т. е. творчество, — доказывает, что существует ценное внушение, ценные семена, бросаемые в подсознание. Мы живем и питаемся «пшеницей». Сеет и внушает не только «враг», сеется и божественное Слово, существует и благодатное внушение. Все творчески–ценные образы и слова, упавшие в глубину сердца («посеянное в сердце»), представляют собою благодатное внушение; оно столь же многообразно и богато по содержанию, сколь многообразна жизнь и творчество, сад жизни.
Только теперь феномен внушения стоит перед нами во всем объеме. Противопоставление автовнушения и гетеровнушения, произвольного и непроизвольного внушения дает перекрещивающиеся понятия: существует автовнушение произвольное и непроизвольное и существует гетеровнушение произвольное и непроизвольное. Так очерченная сфера действия внушения охватывает всю жизнь: наша жизнь есть длинная вереница внушений. И это не может быть иначе, если верно краткое определение внушения, данное Бодуэном: внушение есть «подсознательная реализация идеи». Здесь открыта новая психологическая категория, которая известным образом определяет всю психическую жизнь (ибо всякая категория бесконечна по своему объему). И удивительно не то, что она открыта, а то, что она так долго оставалась скрытой. Бодуэн спрашивает: каким образом мог оставаться незамеченным феномен, столь естественный и распространенный, открытие которого дает настоящее откровение? Ответ заключается в том, что подсознание оставалось незамеченным, оставалось скрытым, ибо оно по своей сущности не лежит в поле сознания.
Простой разговорный термин «внушать» весьма правильно указывал на ту широкую сферу, где действует психологическая категория внушения: отец делает сыну «внушение»; необходимо «внушать» детям религиозные понятия, «внушать» любовь к родине, уважение к закону. Говорят: «я внушил себе мысль»… такое–то лицо «не внушает доверия», «не внушает уважения» и т. п. Однако разговорный термин лишь указывал на феномен внушения, но не понимал этого феномена. Он не понимал самого главного, того, что внушение есть действие на подсознание: но в этом–то и состоит все открытие. Внушение в широком смысле