Этика свободы
Шрифт:
«Существует очень много преступлений, которые могут быть наказаны в рамках этого тезиса, где наказание не было бы очевидно абсурдным и злодейским. Кражу нельзя покарать кражей, клевету – клеветой, подлог – подлогом, прелюбодеяние – прелюбодеянием».
Но и эта критика едва ли обоснованна. Кража и подлог являются ограблением, а грабитель, несомненно может быть подвергнут наказанию в виде возмещения прямого ущерба и поражения в правах, соразмерного нанесенному жертве – концептуальной проблемы здесь нет. Прелюбодеяние с либертарианской точки зрения – вообще не преступление, и, как мы покажем ниже, диффамация - тоже [13].
Давайте теперь обратимся к двум основным современным теориям и посмотрим, удовлетворяют ли они нашему критерию справедливости, как несомненно удовлетворяет теория воздаяния [14]. Принцип устрашения продвигается утилитаристами в рамках их агрессивного отрицания принципов справедливости и естественного закона и призывов заменить
Классической критикой принципа устрашения является и то, что если бы устрашение было единственным критерием, то наиболее эффективным для полиции или судов было бы казнить человека, невинность которого знают только они, но который на публике обвинен в преступлении. То, что человек невинен, естественно, должно держаться в тайне и тогда с точки зрения устрашения это даст такой же эффект как и казнь виновного. И, конечно, такая политика тоже жестоко нарушает принципы справедливости, исповедуемые большинством людей. Тот факт, что большинство людей считает такие схемы наказания гротескными, несмотря на их полное соответствие критерию устрашения, показывает, что люди заинтересованы в чем-то более важном, чем устрашение. Главный недостаток схемы обнажает то, во что может вылиться ее применение – масштабное устрашение, убийство невинных людей – и это, очевидно, противоречит нашим обычным представлениям о справедливости. Вместо наказания, соответствующего преступлению, шкала наказаний оказывается противоположной тяжести преступления или вообще наказывает невинного вместо виноватого. Таким образом, принцип устрашения предполагает явное нарушение интуитивного понимания того, что справедливость подразумевает некое соответствие наказания преступника тяжести его преступления, а также наказания только преступника и никого больше.
Наиболее современный, предположительно «высокогуманный» критерий наказания – это «исправление» преступника. Старинное правосудие, приводится аргумент, было сосредоточено на наказании преступника, возмещении ущерба и запугивании с целью предотвращения новых преступлений, новое же должно перестроить и исправить преступника. Но при дальнейшем рассмотрении, «гуманный» принцип исправления ведет не только к произвольной и тяжелой несправедливости, но и дает вершителям правосудия ненормальную и произвольную власть решать судьбы людей. Представьте себе, что Смит, серийный маньяк-убийца, а Джонс украл с прилавка фрукты. Вместо того чтобы наказывать их пропорционально преступлениям, наказания теперь сделаны неопределенными и окончатся после их предположительно успешного «исправления». Но это дает право решать судьбу заключенного произвольной группе «исправителей». Это будет означать, что вместо равенства перед законом – минимального критерия справедливости при котором за равные преступления следует одинаковое наказание – один из преступников, совершивших одинаковое преступление, может выйти на волю уже через несколько недель (если быстро «исправился»), а другой может оставаться в заключении бесконечно. Так, в нашем случае со Смитом и Джонсом, предположите, что массовый убийца Смит, по решению комиссии «экспертов» быстро исправился. Его выпускают на волю через три недели под аплодисменты предположительно успешных реабилитаторов. В то же время, Джонс, мелкий воришка, остается якобы неисправимым, как минимум в глазах экспертной комиссии. По логике принципа исправления он должен оставаться в заключении неопределенное время, возможно до конца жизни, так как не внимает влиянию своих «гуманных» учителей, несмотря на то, что его преступление крайне незначительно.
Так выразил свое отношение к принципу «исправления» К.Г. Армстронг:
«Логическая схема наказания состоит в применении к каждому преступнику исправительного лечения до тех пор, пока тот не изменится по мнению экспертов достаточно для того, чтобы считать его исправившимся. По этой теории, мера
Никто не описал несправедливую и тираническую сущность «гуманной» теории «наказания через исправление» так ярко, как это сделал К.С. Льюис. Замечая, что «исправители» называют предлагаемые ими действия «лечением» или «терапией», Льюис добавляет:
«Но не обманывайтесь наименованием. Быть насильно изолированным от своего дома, от друзей; потерять свободу; вынести все вмешательства в свою личность, которые только смогли выдумать психотерапевты … знать, что этот процесс не закончится до тех пор, пока тюремщики не сочтут, что они преуспели, или пока не удастся стать достаточно хитрым, чтобы их обмануть – кто станет говорить, что это не называется наказанием? Очевидно, что этот процесс включает большинство элементов, которых боятся в наказании – стыд, изгнание, неволя и многие потерянные годы. Только буйно помешанный может оправдать это; но это буйное помешательство теперь владеет гуманистической теорией».
Льюис продолжает, демонстрируя исключительно жесткую тиранию, которая наступит, если «гуманисты» смогут навязать свое «исправление» и «лечение» народу:
«Из всех тираний, тирания применяемая «для их собственного блага» - наиболее жестокая. Уж лучше жить под пятой баронов-грабителей, чем при правлении всесильных назойливых моралистов. Жестокость барона-грабителя может иногда снижаться, его жадность иногда удовлетворяется; но те, кто пытают нас для нашего собственного блага, будут пытать нас бесконечно до тех пор, пока не получат подтверждения собственным убеждениям. Желая скорее попасть на небеса, они скорее делают адом землю. Доброта обернется причинением невыносимой боли. Быть «излеченным» против воли и излеченным от состояний, которые мы не можем обозначить как болезнь, значит стать в один ряд с теми, кто не достиг стадии разумности или никогда ее не достигнет; стать таким же, как младенцы, имбецилы или домашние животные. Но быть наказанным, и возможно строго потому, что мы заслужили этого, потому что мы «должны были лучше знать» - это тот уровень наказания, который может применить к человеку только бог».
Более того, Льюис указывает, что правители всегда могут использовать концепт «болезни» для подавления любых действий, который они объявят «преступлениями» и таким образом установить тоталитарное правление во имя Терапии:
«Из того, что преступление и болезнь считаются эквивалентными, следует, что любое состояние разума, которое наши правители объявят «болезнью», будет считаться преступлением и подлежит принудительному лечению. Бесполезно будет оправдываться, что состояния разума, которые не нравятся правительству не обязательно ведут к моральной деградации и не всегда требуют лишения свободы. Ибо наши правители не будут использовать концепцию преступления и наказания, а вместо нее – болезни и лечения. … Если даже лечение болезненно, если оно пожизненно, даже если оно смертельно – это будет лишь поводом для легкого сожаления – ведь намерения были чисто терапевтическими. Ведь в медицине существуют болезненные операции и даже операции, приведшие к смерти пациента – так и здесь. Но из-за того, что это лишь «лечение», его могут критиковать только друзья-эксперты, да и то с технической точки зрения – и никогда с человеческой или точки зрения справедливости».
Так, мы видим, что модный «исправительный» подход как минимум столь же гротескный и куда более произвольный, чем принцип устрашения. Принцип воздаяния остается нашей единственной справедливой и жизнеспособной теорией наказания и равное наказание за одинаковые преступления для этой теории фундаментально. «Варварские» методы остаются справедливыми, в то время как «современные» и «гуманные» на поверку оказываются гротескными пародиями на правосудие.
Примечания:
1. Этот раздел представлен в основном в том же самом виде, что и в Murray N. Rothbard, "Punishment and Proportionality," in Assessing the Criminal: Restitution, Retribution, and the Legal Process, R. Barnett and J. Hagel, eds. (Cambridge, Mass.: Ballinger Publishing, 1977), pp. 259-70.
2. Нужно отметить, что в любом законодательстве, не только либертарианском, необходимо выработать некую теорию наказания, так как существующие, по меньше мере, столь же неудовлетворительны, как и теория наказания в либертарианстве.
3. Интересно, что единственным исключением из запрета принудительной службы Тринадцатой Поправкой к Конституции США является «порабощение» преступников: «В Соединенных Штатах или любых местах, находящихся под юрисдикцией не могут существовать любые формы рабства или принудительной службы, за исключением случаев применения их для наказания надлежащим образом осужденных преступников.»