Этика жизни
Шрифт:
Да, помощь всякого рода и благочестивый отклик людей и природы всегда безмолвны и не могут заговорить или выйти на свет Божий, пока с ними не заговорят. Всякое благородное дело вначале «невозможно». На самом деле возможность осуществить такое дело всегда есть. Но ее нужно отыскать в Неизмеримом пространстве, а это доступно одной только вере. Подобно Гедеону, ты должен разложить свое руно у входа в свой шатер, чтобы узнать, не найдется ли под обширным небесным сводом немного благодатной росы. Твое сердце и твоя жизненная цель должны походить на чудесное руно Гедеона, распростертое с безмолвной мольбой к небу, и из бесконечности на тебя низойдет благословенная, удовлетворяющая тебя роса.
Всякий труд человека похож на работу пловца. Необозримый Океан грозит поглотить его и, если пловец не будет мужественно бороться, Океан сдержит свое слово. Но человек беспрерывно и разумно противится волнам, мужественно борется с ними, и послушно несет его море и победителем доставляет к цели. «Точно так же… – говорит Гёте, – обстоит дело со всем, за что берется
Отважный мореплаватель, северный морской властелин – Колумб, мой герой, самый царственный из повелителей моря! Не радостная окружает тебя обстановка здесь, на чудовищных, глубоких волнах. Вокруг тебя мятежные, малодушные люди, позади тебя – гибель и позор, перед тобой – непроницаемый мрак ночи. Брат, эти дикие водные горы с бесконечно-глубоким основанием не ради тебя одного очутились здесь. На мой взгляд, у них много своего дела, и не заботятся они о том, чтоб нести тебя вперед. Ревущие ветры, пляшущие гигантский вальс сквозь царство хаоса и бесконечности, не думают том, как надувают они маленькие паруса твоего корабля, который не больше ореховой скорлупы в их глазах. Ты не стоишь среди членораздельно разговаривающих друзей, брат мой. Ты окружен неизмеримыми, безмолвными, дикими, ревущими, обгоняющими друг друга чудовищами. Глубоко в недрах их скрыта одному твоему сердцу лишь видимая помощь тебе. Постарайся добыть ее. Терпеливо обождешь ты, пока безумный юго-западный шторм пронесется. Ловко пользуясь своими знаниями, ты спасешься и смело, решительно пустишься вперед, когда подует благоприятный восточный ветер – олицетворение Возможности. Ты сумеешь строго обуздать мятеж экипажа. Ты весело ободришь малодушных, впавших в уныние. Но жалобы, неразумные речи, утомление, слабость – и других, и свою собственную – ты спокойно оставишь без внимания. В тебе должна найтись, в тебе найдется сила молчания, глубокого, как море, – молчания безграничного, известного одному только Богу. Ты станешь великим человеком. Да, мой мировой боец, ты должен стать выше этого шумного, бесконечного мира, окружающего тебя.
Сильной душой, как руками борца, охватишь ты мир, и заставишь его нести тебя дальше – к новым Америкам – или куда еще захочет Бог!
VI. В сущности говоря, всякий истинный труд – религия, и всякая религия, которая не является трудом, может нравиться браминам, пляшущим дервишам, кому угодно, только не мне. Я преклоняюсь перед изречением древних монахов: «Laborare est огаге» («Трудиться – значит молиться»).
Старше всех проповедуемых Евангелий было Евангелие непроповедуемое, невысказанное и, тем не менее, неискоренимое, вечно живущее, гласящее: «Трудись и в труде находи благоденствие». Человек, сын земли и неба, разве в глубине сердца твоего не скрыт дух бодрящей деятельности, сила, призывающая к труду, воспламеняющая тлеющий огонь, не дающая тебе покоя, пока ты не развернешься, пока ты не дашь силе той воплотиться в добрых делах! Что несистематично и неясно, то ты приведешь в порядок и обработаешь, заставишь повиноваться тебе и нести плоды. Всюду, где царит беспорядок, ты должен выступать в качестве непримиримого врага. Подави беспорядок. Водвори порядок, покорный не хаосу, а Разуму, Божеству! Если на пути твоем растет репейник, выкопай его, чтоб на его месте могла вырасти полезная травка. Попадется тебе не употребленный доселе кусок хлопчатника, собери его белый пух, начни прясть и ткать его, чтоб вместо бесполезной соломы получить хорошую ткань и прикрыть ею нагое тело человека.
Но первым делом, как только столкнешься ты с невежеством, глупостью и грубостью, нападай на них неустанно, не знай отдыха, пока жив, и, благословясь, наноси им удар за ударом. Всевышний Бог явственно повелевает тебе так поступать, если есть у тебя уши, чтоб слышать. Но то же самое повелевает Он тебе и своим неизреченным голосом, более внушительным, чем гром Синая или рев бури. Разве ничего не говорит тебе молчание глубокой вечности, миров, лежащих по ту сторону утренней звезды? Еще не родившиеся столетия, старые гробницы с истлевшим в них прахом, даже давно высохшие слезы, когда-то орошавшие его, – не говорят они тебе разве того, чего не слыхало еще ни одно ухо? Глубокое царство смерти, звезды, никогда не останавливающиеся на своем пути, и пространство, и время, все возвещает тебе непрестанно и безмолвно: «Трудись, пока день, потому что настанет ночь, когда никто не сумеет действовать».
Всякий истинный труд свят. В каждой истинной работе, хотя бы то было просто рукоделие, есть что-то божественное. Труд широкий, как земля, упирается вершиною в небо. Труд в поте лица, в котором принимают участие и мозг, и сердце, труд, породивший вычисления Кеплера, рассуждения Ньютона, все знания, все героические поэмы, все совершенные на деле подвиги, все страдания мучеников до «кровавого пота смертного страха», признанного всеми божественным, о братья, если это – не молитва, тогда молитву надо пожалеть, потому что это – самое высокое, что до сих пор известно нам под Божьим небом.
Что ты такое, что ты жалуешься на избыток труда и работы в жизни? Не жалуйся. Взгляни вверх, усталый брат мой. Ты увидишь там, в Божьей вечности, своих сотрудников. Они еще живы, они одни еще продолжают жить – святая толпа бессмертных, небесные телохранители царства человечества. Даже в слабой людской памяти долго живут они как святые, как герои, как боги! Одни они переживают, одни они населяют неизмеримую пустыню времен! Небо, хоть и сурово, но не без милости
А ты кто, что позволяешь себе хвастаться своей праздной жизнью и самодовольно выставляешь напоказ блестящие, позолоченные экипажи с мягкими подушками, где ты сидишь, сложа руки, словно собираясь уснуть? Взгляни наверх, вниз, вокруг, впереди и позади себя, не увидишь ли ты где-нибудь хоть единого праздного героя, светлого Бога или хотя бы черта? Ничего этого ты не увидишь! На небе, на земле, в воде и под землей нет ничего, похожего на тебя. Ты единый в своем роде из всех творений и принадлежишь ты нынешнему необычайному веку или пятидесятилетию! На свете существует лишь одно чудовище, и это – праздный человек. В чем его вера? Он считает, что природа – создание мечтателей; что хитрый попрошайка и вор может иногда хорошо прокормиться; что Бог – ложь, и что человек и жизнь человеческая тоже лишь ложь. Ах, кто из нас может сказать: «Я поработал»? Прилежнейшие из нас – лишь бесполезные слуги, и чем они прилежней, тем больше сознают они это. Самые старательные люди вправе сказать: «Часть жизни своей потратил я зря». Тот же, кто, за исключением «официальных случаев», не имеет другого дела, как только грациозно или неграциозно предаваться безделью и порождать сыновей, столь же праздных, что должен такой человек сказать о себе, если он хочет быть справедливым!
Что касается вознаграждения за труд, то можно бы многое сказать по этому поводу, и многое еще скажут, многое еще напишут об этом.
«Честная поденная плата за честный поденный труд» – вот минимальное требование людей! Денежное вознаграждение «таких размеров, чтоб работник мог жить и дальше работать», также необходимо для благороднейшего из тружеников, как и для ничтожнейшего, если вы хотите, чтоб он остался в живых!
Мне хочется сделать только одно замечание по отношению к верному классу, благородному и самому благородному, бросающему свет и на другие классы и на улаживание этого затруднительного вопроса о вознаграждении: награда за всякое благородное дело дается или на небе или нигде. Ни в каком банке на свете тебе, героическая душа, не учтут твоего векселя. Людьми созданные банки не знают тебя или узнают, лишь когда пройдут века и поколения, и тебя уже не сумеет достигнуть людская награда.
Но нужна ли тебе, собственно говоря, награда? Разве ты стремился к тому, чтоб за свой героизм набить себе брюхо лакомыми кусками, вести пышную, комфортабельную жизнь и достичь в этом мире или в ином того, что люди называют «счастьем»? Я за тебя отвечаю с уверенностью: нет. Вся духовная тайна новой эпохи в том и заключается, что ты со спокойной головой, от всего сердца можешь за себя решительно ответить: нет!
Брат мой, мужественный человек должен подарить свою жизнь. Подари ее, советую тебе, или ты ждешь случая приличным образом ее продать? Какая же цена, примерно, удовлетворила бы тебя? Все творенья в Божьем мире, все пространство во Вселенной, вся вечность времен и все, что в них есть, – вот что ты бы потребовал, и на меньшее ты бы не согласился, в этом ты должен сознаться, если хочешь быть правдивым. Твоя жизнь – все для тебя, и взамен ее ты пожелал бы себе все. Ты – неразумный смертный или, вернее, ты бедный одаренный вечной жизнью смертный, и в тесной темнице мира ты кажешься неразумным. Никогда ты жизнь свою или хоть часть своей жизни не продашь за надлежащую цену. Подари же ее по-царски, пусть ценой ей будет ничто. Тогда окажется, что ты в известном смысле получил за нее все! Человек с героической душой – а разве, благодаренье Богу, не всякий человек – дремлющий герой? – должен так поступить в любое время и при всяких обстоятельствах. В самые героические времена, как и в самые негероические, человек должен сказать, как сказал Бернс про свои маленькие шотландские песни (крошечные капельки небесной мелодии в такое время, когда было столько немелодичного на свете) гордо и в то же время смиренно: «Клянусь небом, либо они бесценны, либо ничего не стоят, мне ваших денег за них не нужно!» Такое отношение должно оказать огромное влияние на урегулирование вопроса о вознаграждении за труд.
В сущности говоря, мы совершенно согласны со старинными монахами: трудиться – значит молиться. «Laborare est огаге». Во многих отношениях истинный труд на деле оказывается настоящей молитвой. Тот, кто работает, в чем бы работа его ни состояла, придает форму невидимым вещам, воплощает их, и каждый работник – маленький поэт. Его идея, хотя бы то была только идея для изготовления глиняной тарелки, не говоря уже о создании эпического стихотворения, видима пока только ему одному, и то лишь наполовину. Для всех других она – нечто невиданное и невозможное, даже для самой природы это – нечто невиданное доселе, вещь, которая до сих пор еще не была – по всей вероятности вещь «невозможная», потому что до сего времени она была Ничто! Невидимые силы имели повод охранять такого человека, потому что он творит в Невидимом и для него. Да, если взоры человека будут направлены лишь на видимые силы, тогда уже лучше ему отказаться от исполнения своей задачи. Из того Ничто, над которым он работал, никогда не выйдет ничего хорошего. Ничего, кроме обмана, кроме чего-то притворного, чего лучше и не создавать.