Этика
Шрифт:
Цель действительно оправдывает средства в тех случаях, когда благо конкретной цели недостижимо иначе, как через посредство зла конкретных средств, и когда первое намного превышает второе. Если бы мораль была такой же осуществимой целью, каковыми являются все прочие неморальные цели, то, видимо, она бы вполне могла оправдать любые, в том числе аморальные, насильственные средства, которые ведут к ней. Но в том-то и дело, что мораль такой целью не является. Она в строгом смысле слова вообще не является целью. Мораль, как мы подчеркивали, замкнута на высшее благо как последнюю цель целей. Она есть обязательство верности этой высшей цели. Приобщенность морали
Так как мораль ведет к высшему благу, она есть средство по отношению к этой цели, правда, особой цели — высшей, последней, — но тем не менее цели. Так как в свою очередь высшая цель только благодаря морали становится условием возможности всех прочих целей, регулятивным принципом поведения, то сама мораль отчасти выступает как высшая цель. Получается, что мораль есть и средство и цель одновременно.
Применительно к морали следовало бы говорить не о том, что цель оправдывает средства, а о том, что цель присутствует в средствах, в известном смысле сама является средством. Если нравственное поведение описывать в терминах целей и средств, то следовало бы говорить о единстве целей и средств.Речь может идти о двояком единстве: содержательном и субъектном.
Содержательное единство выражается в том, что нравственное качество целей определяется средствами. Нельзя с помощью аморальных действий стать моральным, точно так же как нельзя приблизиться к Богу через богохульство. Пшеничный колос не может вырасти из зерен плевел, к ненасилию нельзя прийти через насилие. Ответное насилие не выводит из заколдованного круга насилия. Если руководствоваться логикой ответного насилия, то оно само в свою очередь неизбежно должно стать началом нового витка насилия. Тем самым цепочка насилия становится бесконечной. Здесь не действует формула, согласно которой цель оправдывает средства, так как средства не ведут к цели.
Субъектное единство целей и средств состоит в следующем. Расхождение между ними не должно быть таким сильным, что носителями целей выступают одни индивиды, а носителями средств — другие. Только тогда, когда одни и те же индивиды, выступая в роли средств, являются одновременно и целями, можно говорить о том, что соотношение цели и средств отвечает моральным критериям. Об этом — вторая формулировка категорического императива Канта, отождествляющая человечность с таким отношением к себе и другим, когда никто не низводится до уровня средства, а выступает одновременно в качестве цели. Такого единства целей и средств не может быть в ситуации насилия, ибо насилие по определению есть нечто прямо противоположное.
Таким образом, насилие не может получить нравственной санкции. Оно не может быть выводом силлогизма, общей посылкой которого является утверждение о самоценности человеческой личности. Речь не идет об одноразовом и окончательном устранении насилия — насилие имеет прочные, быть может, невытравимо глубокие корни в историческом и психологическом опыте человеческой жизни. Речь идет о качественной смене вектора сознательных нравственных усилий человека — и индивидуальных, и, в особенности, коллективных, социально-организованных. Выражаясь еще конкретней, отказ в этическом освящении насилия даже тогда, когда речь идет о юридически легитимном насилии государства, означает, что тем самым открывается новая эпоха, когда общественная справедливость сопрягается исключительно с ненасильственными методами решения человеческих конфликтов,
1. В чем своеобразие постановки вопроса о насилии в этике? Идет ли в ней речь о том, чтобы насилие считать благом или о том, чтобы насилие, само по себе являющееся злом, использовать во благо?
2. Чем насилие отличается от других форм отношений господства и подчинения между людьми?
3. Какое место в этической аргументации насилия занимает разделение людей на добрых и злых?
4. Почему принцип равного воздаяния, предполагающий насильственные действия, можно интерпретировать как форму справедливости?
5. В чем особенности государственного насилия?
6. Является ли по отношению к агрессивной несправедливости покорность единственной альтернативой насилию?
7. Можно ли этически аргументировать насилие с помощью формулы «цель оправдывает средства»?
Ненасилие: философия, этика, политика. М., 1993.
Опыт ненасилия в XX столетии: Социально-этические очерки. М, 1996. Этическая мысль: Научно-публицистические чтения. М., 1992. С. 154–207,
228—237, 264–285.
Именной указатель
(страницы указаны по печатному изданию)
Августин А.(354–430), философ, богослов, один из отцов церкви 192, 357
Apистипп Киренский(435–355 до н. э.), древнегреческий философ, основатель школы киренаиков, провозгласил идеал гедонизма 316–317
Аристотель(384–322 до н. э.), древнегреческий философ, основатель и систематизатор этики 5, 9, 10, 12, 13, 35, 116, 159, 229–230, 235, 268–269, 281, 284–290, 296, 297, 322, 348, 381, 400, 454
Бекарриа Ч.(1737–1794), итальянский правовед и философ 435, 440
Белинский В.Г.(1811–1848), русский литературный критик, публицист 316
Бентам Дж.(1748–1832), английский моральный философ, правовед, основатель утилитаризма 156, 169, 327
Бердяев Н.А.(1874–1948), русский философ и публицист 248, 364, 383
Будда 24, 43, 54–64, 223, 244
Вебер М.(1864–1920), немецкий социолог, экономист 183, 329, 335
Вивеканда Свами(1863–1902), индийский философ и религиозный мыслитель 59
Ганди М.К.(1869–1948), идеолог ненасилия, духовный лидер индийского движения за независимость 33, 449, 455
Гегель Г.В.Ф.(1770–1831), немецкий философ 10, 166, 251, 267, 357
Гегесий Александрийский(320–280 до н. э.), древнегреческий философ-киренаик 316