Этика
Шрифт:
В случае моральных, как и любых иных, утверждений следует проводить различие между тем, что человек на самом деле знает, и тем, по поводу чего он думает, будто знает. Критерием такого разведения истинных и ложных утверждений является экспериментальная проверка, практика. Таким экспериментом в морали, как уже подчеркивалось, является мера обязательности моральных суждений для того, кто их высказывает. У нас нет иного критерия проверить, действительно ли человек видит лучшее, кроме его усилий, направленных на осуществление того, что он считает лучшим. В морали знать и выбрать есть одно и то же, истинность морали проверяется готовностью испытать на себе ее благотворную силу. По плодам их узнаете их — это, евангельское правило можно считать ответом на анализируемую ситуацию, в которой человек лишь полагает, делает вид, будто он видит и одобряет
Без бытийного (замкнутого на поступки) прочтения морали не было бы критерия для определения различной меры добродетельности различных индивидов. Получилось бы, что все одинаково и высоко добродетельны. Человеку не просто свойственно думать о себе лучше, чем он есть на самом деле. Ему свойственно думать о себе хорошо. Субъективной точкой отсчета собственных действий, как и собственной личности в гулом, для него всегда является добро.Даже люди, которых принято считать отъявленными злодеями, стремятся выдать творимое ими зло за добро,преступления — за справедливые деяния. При этом они могут быть очень искренними. Моральное самообольщение — не всегда обман и лицемерие. Чаще всего оно является самообманом, «честным» заблуждением.
Вспомним, как Раскольников — главный герой романа Достоевского «Преступление и наказание», прежде чем совершить свое преступление, прилагает огромные интеллектуальные и духовные усилия для того, чтобы оправдать его: де и убивает он никому не нужную, даже всем вредную старуху; и делает он это, чтобы получить возможность совершить много-много добрых дел… Он выискивает все эти «аргументы» не для других (перед другими, в частности, перед следователем он оказался как раз совершенно бесхитростным), а прежде всего для себя. Раскольников хочет обмануть себя и свое зло (планируемое преступление), в своих же собственных глазах изобразить как добро. Еще более показателен в этом отношении другой герой того же романа, беспробудный пьяница Мармеладов. Тот как будто бы сознает и уж во всяком случае открыто говорит о своей безнадежной порочности, в силу которой его иначе и назвать нельзя, кроме как свиньей. Но странным образом, именно в признании глубины своего падения и сознательном стремлении к страданиям, в самой жажде «скорби и слез» находит он оправдание, смысл существования, полагая, что «тот, кто всех пожалел», пожалеет также и его, простит и призовет к себе как раз за то, что он, Мармеладов, «сам не считал себя достойным сего».
Если руководствоваться тем, что люди одобряют и в каком моральном свете они хотят предстать перед собой и другими, то нам пришлось бы их всех, и прежде всего самых отъявленных негодяев, перевести в разряд ангелов. Не нужно страдать излишней подозрительностью, чтобы не верить моральной самоаттестации человека. Совместная человеческая жизнь, общественная атмосфера была бы намного чище, если бы индивиды не думали, и уж во всяком случае, не говорили каждый о себе, что они — хорошие, честные, совестливые и т. д. люди.
Первая из рассмотренных деформаций морали (парадокс моральной оценки) возникает из ложного допущения, будто одни индивиды сполна обладают моралью, а другие начисто лишены ее, одни являются добрыми, другие — злыми. Вторая деформация (парадокс морального поведения) также связана с разведением добра и зла, но уже по другому основанию, а именно с ложным предположением, будто намерения могут быть исключительно добрыми, а поступки — исключительно злыми. На самом деле мораль является неотчуждаемой первоосновой сознательной жизни, ее реальным смыслом.Поэтому всякая моральная поза, когда кто-либо выступает от имени морали, изображая себя ее истолкователем, носителем, стражем и т. д., является ложной позой.
1. Какова сфера значимости моральных требований?
2. Почему признание безусловной ценности другой личности с необходимостью ведет к требованию отказа от насилия?
3. В чем состоит парадокс моральной оценки?
4. В чем состоит парадокс морального поведения?
5. Каково отношение между знанием и поведением в морали?
Дробницкий О.Г.Понятие морали: Историко-критический очерк. М., 1974. С. 330–374.
Толстой Л.Н.Религия
Хайдеггер М.Письмо о гуманизме // Проблема человека в западной философии. М., 1988. С. 314–356.
Раздел I
ВАЖНЕЙШИЕ МОРАЛЬНЫЕ И ЭТИЧЕСКИЕ УЧЕНИЯ
Практическое функционирование морали в реальном контексте человеческой жизни связано с двумя основополагающими проблемами человеческого существования: а) каким образом добродетель сочетается со счастьем, ориентация на абсолютные ценности — с необходимостью удовлетворения относительных благ, достижением, жизненного успеха;б) каким образом мораль, являющаяся выражением свободной воли личности, приобретает общезначимый характер, в результате чего служение другим людям оказывается одновременно служением самому себе.
Осмысление этих вопросов стало основной задачей и основной трудностью этики. Различие ответов именно на эти вопросы в решающей мере предопределяет многообразие этических теорий, традиций и школ.
Размышляя над смыслом человеческой жизнедеятельности, природой блага, Платон использовал следующий образ.
«Перед нами, точно перед виночерпием, текут две струи, одну из них — струю удовольствия — можно сравнить с медом, другая — струя разумения, — отрезвляющая и без примеси вина, походит на суровую и здоровую воду. Вот их-то и нужно постараться смешать как можно лучше».
Одна вода безвкусна. Один мед ядовит. Только вместе они образуют напиток жизни. Найти его формулу — вот основная забота этики. В истории культуры предлагались различные рецепты этой чудесной смеси. Рассмотрим те из них, которые оказались наиболее целебными и закрепились в культуре в форме устойчивой, долговременной традиции и авторы которых заслужили репутацию великих моралистов, наставников человечества.
Обзор многообразия этических учений выходит за рамки задач и возможностей общегуманитарного курса по этике. Предлагаемая ниже выборка осуществлена на основе следующих критериев. Во-первых, предпочтение отдано тем учениям, которые выступают по преимуществу как жизнеучения,предлагая оригинальные и развернутые программы нравственно достойной жизни человека. Во-вторых, среди последних выбраны те, которые прошли проверку временем, закрепились в историческом опыте в форме устойчивой, хорошо узнаваемой и представительной традиции. Они не исчерпывают всего существующего богатства этико-нормативных программ (для полноты не хватает как минимум аскетическоймодели, этики созерцательного блаженства, героическойэтики), но тем не менее дают общее представление об их качественном разнообразии, альтернативности, сходствах и различиях. В-третьих, конкретные этико-нормативные программы рассматриваются в их классических первоистоках, на примере жизни и творчества их создателей.
Мыслители, учения которых отобраны по названным критериям, являются несомненными, общепризнанными моральными авторитетами. Тем не менее и среди них выделяются те, кого можно назвать учителями человечества. Это — Конфуций, Будда, Моисей, Иисус Христос, Мухаммед. Они заложили нравственные основы различных культур и религий, дали начало и имя целым цивилизациям. Они отличаются от Сократа, Канта, других моралистов-философов в более узком, специальном значении слова не только масштабом, глубиной воздействия на общественную жизнь, но и способом мысли, которая, оставаясь мыслью, становилась делом, была непосредственно вовлечена в реальный процесс обновления нравственных устоев жизни. Чтобы обозначить указанную разницу, в данном разделе выделяются рубрики: «Учителя человечества»и «философы-моралисты».В отдельную рубрику «Моралисты нашего времени»вынесены учения Л.Н. Толстого и А. Швейцера. Это сделано не только потому, что речь идет о мыслителях XX в. Есть еще одна причина: жизнеучения Л.Н. Толстого и А. Швейцера в строгом смысле слова нельзя отнести ни к религиозным, ни к философским. Будучи в своем основном содержании рационально аргументированными, в своих истоках они являются религиозно-мистическими. Эти учения претендуют больше чем на понимание нравственности — они представляют собой программы обновления человека.