Этиловый захват
Шрифт:
– Ого. Расскажешь?
– Да нечего рассказывать. Просто дебилы кругом, – Женя повернулась к Паше. Её всегда боевые глаза не утратили пламени и сейчас, разве что к нему примешалась печаль. – Снимаются в исторической картине, но не понимают разницы между четырнадцатым и восемнадцатым веком. Ладно, актёры, но режиссёр! По-моему, он сценарий только по ходу съёмки читал. И в школе историю не учил!
– Гибель корабля была неминуема, но ты совершила решающий залп. Или я неправ? – чуть раскачивая головой, пошутил Паша в надежде отвлечь от вскрывшихся неприятных мыслей.
– Если бы знала, ничего бы не
Даже врезалось в уши, как осторожно Женя обошлась с новыми недрузьями, точно надеялась, вдруг её могут восстановить в роли, не исключала, что некто подслушивает за ней прямо сейчас.
Паша лёг рядом, потянул её к себе. Она секунду неподвижно сопротивлялась, потом сдалась и съёжилась между руками Паши. Почти рыцарь.
Приложение подсказало модный фильм, на который стоило отвлечься после тяжёлого рабочего дня, неприятного, состоявшего из встреч с ужасными людьми. На экране запрыгали картинки в приятных тонах.
Не так уж и плох, подумал Паша, насколько фильм о воспоминаниях робота мог быть неплох. В разгар истории завибрировал телефон. На дереве подлокотника противная вибрация усилилась. Паша с удовольствием проигнорировал бы звонок, но звонил отец. С учётом редкого их контакта, это могло намекать на важный разговор; никогда он не напоминал о себе просто так. Несерьёзно серьёзным людям заниматься мелочами вроде вечернего созвона без причины, просто потому что соскучился.
У отца не было на это времени. И вряд ли когда-нибудь появится. Всё строго по плану, всё строго по делу. Ещё со школьных времён у Паши появилась возможность убедиться в этом, когда, задумав вздремнуть днём, отец выключал звук телефона, дверного звонка, закрывал окно и просил не шуметь самым убедительным тоном.
Сумев выбраться из паутины воспоминаний, взявшей начало со слова «отец» на экране телефона, Паша поднялся с кровати, ответил уже в коридоре. Женя с небольшой задержкой поставила кино на паузу. Наполовину прислушалась, наполовину зависла в телефоне. Голос Паши, как и большинства людей, менялся согласно ситуации и собеседнику; сейчас он говорил немного выше обычного, как мог бы говорить с начальником.
– Да нет, – ответил сын одной из загадок русского языка, – ничего особо интересного. Хотя один странный случай был.
Паша чуть улыбнулся, чтобы сгладить неприятный осадок и показать, что не так уж сильно переживает. Однако не задумался, что отец не видел его и вряд ли смог угадать эмоцию по интонации.
– Жалобу пытались написать. Ничего интересного, – повторил Паша уже с оправданием. – Как всегда, все пытаются выставить виноватыми остальных, лишь бы скинуть ответственность с себя.
– Да я помню, что на хорошего спеца жалобу не напишут, но пишут же постоянно. И на врачей тоже пишут.
– Ну, на тебя не пишут. А на остальных?!
– Ну почему сразу плохие? Не может же быть столько плохих врачей.
– Даже если может, жалоб всё равно больше, чем плохих врачей.
Женя уже наблюдала за псевдомонологом Паши, забыв о телефоне. Скорее, только слушала. Здоровяк редко показывался в дверном проёме, чтобы она могла его разглядеть. Но и по интонации могла уловить эмоции, всю слабость, которую
– Сильно болеет?
– Тогда приеду на выходных.
– Не могу завтра, работаю же.
– Стёкла могут и подождать, но меня-то кто отпустит? После работы приеду.
– Пока-пока. Целую.
Паша отключился и ещё пару секунд смотрел в экран телефона, покрывшегося разводами от объятий с ухом. Через коридор поглядел на Женю. Та зависла, наблюдая за ним. Они думали об одной ситуации, но видели под разным освещением.
Оба полностью разбитые внутри, но удерживаемые едиными организмами благодаря коже, мышцам и связкам, они улеглись поудобнее на кровати и включили фильм. Там тоже всё изменилось. Густые грустные тона как раз подходили их настроению.
Не приходя полностью в сознание, Паша добрался до метро. Просыпаться рано утром у него получалось хуже, чем засыпать в вагоне. Одно неаккуратное движение, и он уже крепко спал, пропуская нужную станцию. И даже неудобное положение головы не помогало отогнать этой коварной сладости. Потому Паша достал телефон и побежал по ленте предложенных видео. И ничего интересного там. Где-то он слышал, что один из признаков выгорания – нежелание обучаться, любая мысль об обучении в пределах своей специальности могла вызвать отвращение. Он, как и многие знакомые врачи, на предложение углубиться, изучить новые техники, попробовать применить, их отвечал в стиле: "Когда? Я работаю столько, а в свободное время надо отдыхать!" И готов был смотреть глупые видео или читать далёкие от науки факты – что угодно, лишь бы не углубляться.
Взобравшись по ступеням и разочаровавшись, что это вновь оказался не Эверест, Паша потянул тяжёлую дверь и захотел закрыть её поплотнее, повесить амбарный замок и заварить понадёжнее.
– Что за дерьмо? – спросил он у двери на выдохе, закрыл глаза и прислонился лбом к дереву. – Неделя скандалов? А я и не в курсе.
Там бушевал некто с мужским голосом. Паша пожалел, что отказался от поездки к заболевшей матери. Если бы в штате был хоть один мужчина администратор, способный дать отпор кому-то злому и с волосатыми ногами, Паша бы повторил бы проделанный путь, но в обратном порядке. Увы. Отголоски воспитания не позволили ему оставить девчонок в беде. Он открыл дверь, крик не утихал. Скорее, креп. Дело дрянь.
Среди многих нехваток сейчас Паша остро ощущал нехватку уверенности в себе. Ни рост, ни спорт так и не помогли избавиться от страха, который отуплял и доводил до дрожи во время любого конфликта. Сейчас он наполнял сердце, заставляя биться бешено, как у загнанного стаей собак кота. Мерзкое чувство.
– Да я вас тут всех поперережу! – подытожил незнакомец. Очень зря. Под парой камер, писавших картинку и звук, не стоило так говорить, особенно худым беззащитным девушкам. Хотя защита у них была – прозрачные пластиковые стёкла и тревожная кнопка. Решились ли они нажать её?