Это был просто сон...

Чернышева Наталья Сергеевна

Хотя, наверное, кому надо, те — знают. Или такому компромату здешний народ не придает особого значения? Главное, чтоб человек компетентный был, а уж как он ориентирован — дело десятое. В конце концов, однополая любовь по добровольному согласию обеих сторон — не преступление! Хотя, если судить по нежным чувствам к Фарго, Клаемь эту боль в себе благополучно изжила…

— Именно та я и встретила впервые Арэля Дорхайона, — продолжила вдруг Клаемь. — Это сейчас закон о защите детства принят всеми расами Анэйвалы к безоговорочному исполнению. И любые нарушения караются жестко, без всяких скидок на традиции и обычаи. А тогда этого не было

и в помине. Арэль Дорхайон был тогда совсем молод, он служил на внешних защитных станциях Анэйвалы, он был простым солдатом. Он потом признался мне, что у него руки чесались спалить весь наш стационар одним разрядом. Но что он мог сделать, то — сделал. Это, конечно, была всего лишь песчинка в пустыне… но семеро девчонок получили путевку в нормальную жизнь. Кстати говоря, таких клоак в Анэйвале практически уже не осталось. Легально зарегистрированных, я имею в виду…

Ирина подумала, что понимает теперь причину фанатичной преданности Клаемь а-дмори леангрошу. Есть же разница между судьбой опустившейся проститутки и членом а-свериома целой планетной системы!

— Знаете, — проговорила Клаемь напоследок. — Бывают события, повлиять на которые мы практически не в состоянии. Бывают моменты, с которыми никаким протестом не совладать. Бывают обстоятельства, с которыми можно только смириться. Несмотря ни на что. И порой вопреки всему. В таких случаях можно только изменить себя, свое отношение к ситуации, но не саму ситуацию. Понимаете?

— Но…

— Но мы не можем, к примеру, полностью уничтожить проституцию как общественное явление. Бордели, к сожалению, — это неистребимая потребность любого цивилизованного общества. Они были, есть и, по всей видимости, будут всегда. Мы можем только установить приемлемые рамки, — запрет на принудительное вовлечение в такого рода занятия лиц младше определенного, установленного законом, возраста, запрет на насильственное принуждение при выборе профессии…

— Но, Клаемь, я…

— Точно так же и браки по расчету, по политической выгоде, по династическим соображением. Это все явления одного порядка. Я бы не хотела, чтобы вы повторяли мои глупости, Ирина.

— Какие глупости, какие еще глупости! — возмутилась Ирина. — Я домой хочу вернуться! К мужу и сыну! Что мне здесь делать без них? А вы говорите — глупости! Моя любовь к ним — не глупости!

— Я понимаю вас, — сказала Клаемь. — Но и вы поймите: что вы будете делать в вашем мире? Вы изменились. Вы другая. И вот, вы вернетесь в ваш маленький закрытый мир и вдруг обнаружите, что прежний ваш дом стал чужим для вас. И тогда вам захочется обратно, но обратного пути уже не будет…

— А что вы предлагаете? — обозлилась Ирина. — Предать свою семью, своего ребенка? Ради благ этого вот вашего мира?

— Вся наша жизнь — сплошная череда предательств, больших и маленьких, — заметила Клаемь. — Когда ВТС-координаты вашего мира станут известны, вы станете выбирать между двумя предательствами, другого выбора у вас просто не будет. Но что бы вы ни выбрали, я буду рядом и поддержу вас. Насколько это будет в моих силах…

— Спасибо вам, Клаемь, — сказала Ирина. — Вы говорите правду. Спасибо…

— Вы способны чувствовать ложь? — заинтересовалась Клаемь.

Ирина пожала плечами.

— Ведь это же видно, когда кто-то лжет.

Клаемь еще побыла в гостях немного. Ей понравился цветок, и кофе она выпила, не поморщившись. Ирина сразу вспомнила Кмеле, которой никакая политкорректность не помогла придержать

при себе свое мнение насчет качества Ирининого кофе.

Потом Клаемь ушла… А Ирина долго еще сидела на диванчике, обдумывая услышанное. Клаемь говорила искренне, сомневаться в ее словах не приходилось. Она говорила, что думала. Но почему, почему же стало так неуютно на душе после этого разговора?!

"А так ли хочу я возвращаться домой? — впервые оформилась в ее сознании мысль, дремавшая до поры где-то в темных закоулках души, — Я ведь уже забыла, какой он, мой дом. Да и мой ли он теперь, — еще вопрос…" Нет, яростно решила Ирина в следующий же миг. Нет, нельзя проявлять столь непростительное малодушие! Я должна, непременно должна вернуться, — если не к мужу, то хотя бы к ребенку!

ГЛАВА 21. ТЕРАПИЯ

Падал снег. Первый снег в этом году. Мороз стоял небольшой, но его хватило, чтобы вдохнуть в осенний мир волшебство.

Дети пришли в полный восторг. Они носились по площадке с утроенной энергией. И лишь Ойнеле не отходила от Ирины ни на шаг. Маленькая, тихая, с серьезным личиком, она скорее напоминала старушку-карлицу, чем маленького ребенка. Даже снег не веселил ее.

Тесты не выявили никаких серьезных отклонений. Ни умственой отсталости, ни аутизма, ни серьезных генетических отклонений, ничего такого, что потребовало бы лечения в специализированных клиниках. Сердечная недостаточность… но это, как Ирина поняла, лечится. Безболезненно и без хирургов. График процедур уже составлен; полгода лечения и все придет в норму. А пока, конечно, никаких дополнительных стрессов…

А этот ублюдок-барлаг хотел бедному ребенку память сканировать! Ирина невольно стиснула кулаки. Какое счастье, что она тогда задержалась!

Снег падал на дорожку и тут же таял. Ирина поймала на ладонь несколько снежных хлопьев. Рыхлые, плотные. До отточенной красоты сухих, летящих при сильном морозе, снежинок им далеко. Но это — снег, такой же холодный, белый, как и дома, на Земле. На той Земле, куда Ирина уже отчаялась вернуться…

Вдруг Ирина заметила а-дмори леангроша.

Вот… ходит же без охраны! И без мигалок. Один. Как это понимать? Жить ему надоело, что ли? А впрочем, его проблемы. Да, и с чего бояться, что он пришел к ней, Ирине? Свет на ней клином не сошелся. Если он к кому и пришел, то только к своей любовнице, Раласву сэлиданум.

Ирина выкинула из головы а-дмори леангроша и переключила внимание на детей. Дети важнее. Причем намного!

… Они слепили снеговика, и украсили его веточками и опавшими листьями, которые не успели еще поблекнуть. Синие листья на белом теле снеговика смотрелись очень красиво. И даже Ойнеле улыбнулась. Всего один раз, и улыбка сразу же пропала с ее личика, как вспугнутая мышка. Но Ирина успела заметить. В душу сразу плеснуло яростной надеждой: все будет хорошо. Несмотря ни на что. "Не позволю всяким уродам вроде барлага…"

Как именно не позволит, Ирина не знала. Не позволит, и все. Моя дочь!

— А они вас любят, — сказал а-дмори леангрош, кивая на детей.

Ирина вздрогнула. Она не заметила, когда он подошел, и потому испугалась. Что ему нужно?

— Что вы смотрите на меня так? — не выдержал он.

— Как это — так? — растерянно переспросила Ирина.

— Перепугано, — с раздражением пояснил он. — Словно я — наймит Артудекта и пришел по вашу душу!

Первое неверно, подумала Ирина, зато второе… Что ему нужно?