Это было на рассвете
Шрифт:
Сержант Матыев, чтобы бросить подальше гранату, поднялся на бруствер траншеи. Его глаза налились густой, как смола, чернотой. От ожесточения он потерял голос. Даже не мог крикнуть, только злобно кусал дрожащие губы.
Несколько гитлеровцев незаметно пробрались с правого фланга и неожиданно оказались перед Матыевым.
— Уркунчу-у-у! — крикнул Крылов и бросил гранату. Двоих уложил. Третьего разорвала граната Матыева. Но раненый фашист успел ударить по нашему сержанту…
Оборвалась жизнь командира отделения омича Иосифа Иосифовича
Сутки вели неравный бой разведчики. Не было времени даже перекусить. Лежа на снегу, продрогли до костей. Однако устояли до подхода наших главных сил. На рассвете в бой вступил второй танковый батальон майора Цешковского.
— За вторым пойдете вы, товарищ Платицын. Езжайте с Юренковым и со своими «легендарными» и понаблюдайте за боем, местностью, — приказал комбриг генерал Б. И. Шнейдер командиру первого танкового батальона.
Танк комбата только выехал на опушку леса, что восточнее Суток, как резанули вражеские зенитные орудия. Над башней просвистело несколько болванок.
— Николай Николаевич, гады напрашиваются. Зарядите осколочным, — попросил комбат начальника штаба.
Двумя выстрелами зенитка была разбита. Но открыли огонь другие орудия. Танкистам пришлось выйти из вражеского поля зрения.
— Переправиться тут Цешковскому вряд ли удастся, — проговорил Платицын, просматривая по карте местность.
— Пожалуй, ты прав, — согласился Юренков.
Действительно, через три часа боя командир второго батальона доложил:
— Переправиться через Веронду пока не удается. Враг режет противотанковым огнем.
Противник на подступах к Кшентицам остановил продвижение наших передовых частей. Чтобы ударить по ним, комбриг решил ввести в бой первый танковый батальон.
— Товарищ генерал, дайте мне новый участок. Тут фашисты пристреляли за сутки каждый кустик. В этом мы с Николаем Николаевичем убедились только что, — сказал комбат Платицын.
Комбриг всегда считался с мнениями своих подчиненных. Однако как бы недовольно передернул плечами, снял меховые краги, бросил их на правый борт танка, достал карту.
— А сумеешь переправиться? — водя глазами по карте, сухо спросил комбриг.
— Сумею, товарищ генерал. Только для прикрытия во время переправы дайте мне две батареи самоходных установок.
— Артиллерия — не проблема. Вот она, — и комбриг показал на командира полка самоходно-артиллерийских установок Буряченко. — Мы находимся здесь, — сказал он и ткнул пальцем левее Суток. — Лучшего места для переправы вряд ли найдешь.
Платицын посмотрел на свою карту, показал это место замполиту Бровко и молча сложил карту.
— Время наступления, товарищ генерал?
Правее, в нескольких десятках метрах от танка, почти одновременно грохнули два тяжелых снаряда, подняв седые
— Выступить немедленно. Вон дьяволы подтянули тяжелую артиллерию, — переведя дыхание, почти крикнул комбриг и устремился в башню. — С артиллеристами согласуйте в танке, — добавил он, высунув голову из люка.
Второй батальон продолжал теснить врага на участке Сутоки — Богданово. В это время первый батальон под прикрытием артиллерии и взвода противотанковых ружей лейтенанта Ильина километра на три южнее Суток начал переправу через Веронду.
Когда первая рота была на том берегу, комбат подошел к головной машине, закрутил «козью ножку» и позвал к себе комроты Литвинова.
— Вот что, «легендарный». Время подпирает. Не будем ждать, когда переправится рота Телегина. Продвигайся на Кшентицы по этой просеке, — показал комбат по карте. — А я — за тобой. Имей в виду: огонь открывать через секунду после обнаружения противника, ясно?
— Ясно, товарищ майор!
Ночью было морозно. Дул ветер. А к утру потеплело. Снег стал почти липким. Над головой низко плыли серые облака.
— Жаль, что нам сегодня не могут подмогнуть «Илюши», — вздыхая, проговорил один из автоматчиков.
Проехали не более двух километров, как впереди застучали танковые пулеметы, затрещали автоматы.
— «Легендарный-1», доложи обстановку! — запросил комбат.
— Догнал бежавших гуляк из казино, — послышался в микрофоне спокойный голос Литвинова.
Теперь по сторонам от танковых следов стали попадаться распластавшиеся на снегу, в одних кителях, уцелевшие солдаты и офицеры разгромленной авиационно-полевой дивизии гитлеровцев.
— Смотри, товарищ лейтенант! Кто-то к елкам бежал, а обратно не бежал! — показывая на идущий от танковой колеи след, усмехнулся сидевший на танке комбата вездесущий сержант Юсупов.
— А ну, проверь палкой, что там за елками?
Лейтенант передал березовую палку, в конце которой был привязан ржавый штык. Ею проверяли толщину льда на реке. Сержант осторожно по следам зашагал к заваленным пушистым снегом трем маленьким елкам. Сначала хотел прострочить из автомата. «А вдруг там лежит наш раненый?» — подумал он. И два раза ткнул палкой. Кто-то страшно заорал, и перед Юсуповым, славно из-под земли, вырос с поднятыми вверх руками огромного роста мордастый фельдфебель.
— Хитлер капут! Хитлер капут! — завопил тот.
От такой неожиданности самого Юсупова вначале бросило в дрожь. Он чудом не нажал на спусковой крючок автомата.
— Не Гитлер, а Адольф Гитлер. Уважать должна, балбес, свой фюрер, ферштейн? — вырвалось у Юсупова. Он знал два немецких слова — «капут» и «ферштейн». Фельдфебель, видимо, понял.
— Я, я, Адольф капут, нох Хебельс капут.
— А-а-а, когда тебе дали по мягкому месту, сразу заговорил «капут». Твой оружий тоже капут? — шлепнул сержант ладонью о свой автомат.