Это было у моря
Шрифт:
Санса решила для себя, что, видимо, из ностальгии. Хлебнула чаю — тот был горячий и крепкий — до такой степени, что наворачивались слезы. Сандор ушел к окну и глядел оттуда на расстилающиеся кругом поля. Санса огляделась еще раз, словно в комнате могла найтись какая-то вещь, что ее воодушевит на дальнейшие разборки. Таковой, естественно, не обнаружилось, и Санса, сев на краешек дивана, все смотрела, смотрела на то, как по стене ползет блик от стекла — боги знают, сколько времени прошло. День клонился к закату, Сандор так и стоял у окна, не оборачиваясь, а она цедила чай и по кусочкам собирала свои обвинения в трезвеющей голове.
— Знаешь что, дорогая, ты либо начинай
— Хорошо. Объясни мне про то письмо.
— И вот охота тебе копаться в таком старье? — Клиган раздраженно дернул плечом. — Сделано, так сделано.
— Но зачем?
— Да ни зачем. Иногда люди делают для того, чтобы просто сделать. Потому что они такие. Глупые, слабые, трусливые. Подставь себе, что хочешь. Я мог бы обвинить твоего дядюшку Таргариена, будь он неладен…
— Он умер.
— Умер? Не могу сказать, что расстроен. Скорее, твою тетку жаль. Она так и растит твоих братьев?
— Только Рикон там живет. Остальные уже выросли. Как я. Разбежались по свету.
— Понятно. Ну вот, тем более. Мог бы и обвинить его, даром что он покойник. Да, он сбил меня с толку. Что бы я сделал, не попадись он мне тогда на пути? Может, доехал бы до тебя, а может, повернул бы назад сам. Я не знаю. Беда была не в том, что я не мог без тебя жить, а в том, что ты мне была нужна, чтобы прятаться от себя самого. Такое спасение от отражения собственного уродства. А ты отражала меня криво, и я начинал верить, что весь такой, каким ты хотела меня видеть: чуть ли не рыцарь на коне. Но это была неправда. И я и хотел, чтобы ты продолжала меня спасать, и вместе с тем устал от этого. В какие-то моменты мне просто было необходимо, чтобы ты принимала меня таким, как есть: уставшим от жизни бессмысленным циничным алкашом. Но потом понимал, что это невозможно, и продолжал прятаться от всего. Мне было проще отказаться от тебя, чем настаивать на своем.
— Но я и принимала тебя таким, какой ты был! — это было так несправедливо, что Сансе захотелось его просто прибить.
— Неправда. Ты придумала себе образ и уцепилась за него. Временами, когда становилось по-настоящему жарко, ты вроде как могла разглядеть и истинное мое лицо, но потом опять бралась за свои баллады, картинки и прочее. Как ты могла меня принимать, какой я есть, если ты толком меня и не знала? Да что там, седьмое пекло, я и сам, по сути, себя не знал!
— Иногда не надо знать, — горько бросила Санса. — Иногда достаточно чувствовать.
— Не стану спорить. Мы смотрим на это по-разному. Как и на многое другое. Да, с чувствительностью у меня всегда были проблемы, но на этом уровне я шарю. Что бы я ни чувствовал, что бы ни чувствовала ты, это бы со временем разрушилось — а это было слишком невыносимо. Поэтому я предпочел обрезать хвост. Твой дядя только указал мне дорогу, а уж потопал я по ней сам.
— А кстати, что там произошло, с Рейегаром? Мне ведь так и не сказали… А из очевидцев теперь остался только ты.
— Что произошло? — Сандор открыл окно и закурил, присев на низкий подоконник.— Да ничего. Я приперся к твоему дому — к их дому. Тарт дала мне адрес и вывела по карте туда. Хотел посмотреть, как ты живешь — мне было важно иметь в голове хоть какой-то конкретный образ. А там он — весь такой в белом сиянии, эффектный, с развевающимися волосами — аки посланник небес явился.
Санса усмехнулась:
— Да, пожалуй. Никто из его детей это не унаследовал. Говорят, его племянник, сын Дени, его напоминает. Его и назвали в честь Рейегара.
Сандор взглянул на нее без особого интереса
— А остальные на что похожи?
— На Старков. Не внешне, конечно. По сути. Еще непонятно, что из себя представляет малютка Висенья — но что она упертая, как пень, это я заметила.
— Тогда точно в Старков. И ты, и твоя сестра — это что-то феерическое по части упрямства.
— Ты еще Рикона не видел, — засмеялась Санса. — Ну, да ладно. Так что дядя?
— Он мягко намекнул, что мне с тобой рядом не место, и что я порчу тебе жизнь. Я сам так думал и согласился. Он попросил — потребовал, по сути, чтобы я тебя не дергал — что ты только успокоилась, а тут опять. Разрешил мне на тебя посмотреть. Сказал, что время наше еще не пришло.
— И ты обещал ему…
— Да, да. То самое треклятое обещание, про которое было так много споров. Потом я поехал к твоей школе. Это было как испытание на прочность. Ну, и вот. Там была ты. Я почти сорвался — ни обещания, ни доводы похмельной головы уже не удерживали, но появился этот мальчик — как там, зяблик, что ли? — и это меня охладило.
— Зяблик? Чем он тебя так напугал?
— Не напугал, а вернул на землю. Он подходил тебе больше.
— Тебе не кажется, что это должна была решать я, а не ты, не Рейегар, не звезды небесные и так далее? Это была моя жизнь — а почему-то все, кому ни лень, моделировали ее, как хотели… — Санса раздражённо вскочила, расплескав остатки чая на штаны, и зашагала вдоль дивана, как встревоженная кошка. — И что это за манера у мужиков прятаться от возможных конкурентов? Да я бы ни в жизнь…
— Что бы ты стала — выцарапывать сопернице глаза?
— Да хоть бы и так! Ну, все какая-то реакция. Так нет — прячетесь за стеной, подглядываете, как мыши из норы, потом делаете неправильные выводы и садитесь сами себя жалеть. Моя преподша как-то сказала, что мужчина не дуб, а плакучая ива — дай только повод. А он из без повода себя пожалеет — на всякий случай… И как она была права! Зяблик был болен — у него был диабет и еще сто разных болячек. Он в итоге и умер от них. Я просто его жалела.
— Ты всех жалела. Типичное бабье — найти что-нибудь отвратное и приголубить. Материнский, блин, инстинкт играет!
— Тебя я не жалела. Тебя я любила. Но тебе больше нравилось думать иначе. Да и любви, по сути, не было с твоей стороны. Это ты меня жалел, если на то пошло. Если нет — то как ты мог после всей это нервотрёпки, после разлук, смотреть на меня из-за угла и не пойти навстречу? Как, скажи ты мне? Я не понимаю.
— А я и сам не понимаю. Меня держал страх. Возможно, я боялся ответственности, которую повлек бы за собой мой шаг. И дело совсем не в слове, и даже не в Зяблике. Хотя нет. Зяблик все же сильно подгадил.