Это было у моря
Шрифт:
— Хорошо, Пташка. Не впивайся в меня когтями — я все же не загребучий кипарис. Ты продержалась полторы минуты. Откроешь глаза?
— Нет. Уведи меня отсюда. Во рту пересохло, — Санса облизнула потрескавшиеся от неровного дыхания губы. Сандор обнял ее за плечи — спокойно, не как бывший любовник или жаждущий встречи поклонник. Скорее, как брат или как врач. Довел до крыльца, там отпустил — опять же без надрыва, без тоски, без сожаления.
Эти моменты странного интима возникали между ними только в процессе терапии и там же заканчивались. Все остальное время они продолжали пикироваться и колючиться: кто на что горазд.
Он не открывал ей дверь в машину, не напоминал о том, что надо пристегнуться: это делал возмущенный компьютер на панели управления, пищавший так мерзко, что Санса натягивала на себя злополучный ремень безопасности — что угодно, только заткнись!
— Почему ты приехал раньше? Сегодня же пятница! Винишко забродило? Какой день жара…
Сандор покосился на нее с подозрением, как и все последнее время, проверяя, серьезно она или опять стебется. Тут он явно не угадал и нехотя ответил:
— Джейла затеяла помывку окон в лавке. Говорит, что чистые стекла радуют клиентов. Мне как-то сомнительно, но спорить с ней не хотелось. Беременная женщина — это стихийное бедствие…
Санса зло вжалась в жесткую спинку сиденья Сандорова фургона. Беременная? Только этого не хватало. То-то он такой довольный и размякший!
— Поздравляю! Рада за тебя! И какая работящая попалась, стекла моет, а не по унитазам блюет. Как только она допускает, чтобы ты мотался с дурой, замученной фобиями, по полям, а не сидел с ней и ворковал о цвете стен в будущей детской! И когда ждете?
— Да ты о чем, седьмое пекло? Джейла замужем за одним из моих парней на посадках. Он ее и привел, — Сандор со злости газанул так, что фургон подпрыгнул. Санса про себя заметила, что обычно такого за ним не водилось — значит, нервничает. Хорошо! Он глянул на нее, насупившись, и продолжил, уже спокойнее, — Они дом строят, деньги нужны, вот девчонка и подрабатывает. А ты что подумала — что я ее обрюхатил? Ты за кого меня принимаешь, Пташка — за самца-производителя? Считаешь, что я только и делаю, что бегаю по округе и трахаю все подряд? Задолбала со своими намеками. Такое ощущение, что у тебя зудит на тему. Особенно по части детей… Кто тебе вообще сказал, что я могу их иметь? Пока вроде, насколько мне известно, прецедентов не было…
Санса прикусила губу и не нашлась, что ответить. И он прав — чем меньше она будет об этом упоминать, тем лучше. День назад она-таки доехала до города — села на катер, зажмурив глаза, спрятанные за темными очками и все время просидев в воняющей железом и потом тесной, похожей на загон для зверей, кабинке. От путешествия ее размутило так, что она сошла на берег в Гавани совершенно зеленая и еще больше уверившаяся в своих подозрениях — хоть это был и явный вздор. Так рано не проявляется. Чушь.
Впрочем, морская болезнь прошла еще до того, как она добралась до аптеки. Санса радовалась привычному запаху бензина и раскаленного асфальта, забивающего навязчивый аромат моря, что доводил ее по вечерам до исступления. Дома она даже подушки побрызгала духами, лишь бы не ощущать этот гнилостный, как ей теперь казалось, дух.
Радовалась она недолго — в аптеке нужных ей пилюль не оказалось. Улыбчивая барышня за прилавком предложила ей заказать лекарство. Санса с надеждой осведомилась, когда оно придет. Оказалось — через месяц. Боги! В этом уж точно не было никакого смысла. Через месяц она будет в столице: и вопрос так или иначе решится. Пока она размышляла, фармацевт посоветовала ей купить тест на беременность — с точностью до трех дней. Санса купила три, но так и не решилась ими воспользоваться.
Успокаивая себя, она набрала еще и прокладок — цикл должен был начаться как раз за пару дней до ее дня рожденья. И он начнется. В прошлый раз она тоже дергалась — и все обошлось. Обратный путь был легче. Мутило уже не так сильно. Все это вопрос привычки и самоконтроля. Возможно, и с фобиями она могла справится сама. Теперь, когда она знала, как. И никто ей был не нужен.
3.
Сандор
И так начались дни его миссии. Возиться с Пташкой было трудно, но порой забавно: она была упряма и старалась уворачиваться. Он отлично поразвлекся в тот день, когда его «пациентка» решила слукавить и похерить назначенную встречу под вечным женским предлогом «устала, голова болит» — то, что она нащебетала ему на автоответчик на сотовом. Во время их встреч Сандор из принципиальных соображений не подходил к телефону и отключал в хреновой пищалке звук. Если он занят Пташкой — весь мир может и подождать. Этих минут ему и так до безобразия не хватает. Особенно учитывая, что когда он справится — если справится — она упорхнет. Опять. Об этом было лучше не думать — а то Сандор чувствовал, как теряет решимость и то ощущение трогательной, какой-то новой связи, что установилась между ними там, в чаще на обочине. Как выйдет, так и выйдет.
После того как он, изрядно напрягши голос, бросил в клювы соседей-стервятников несколько придуманных на ходу фраз-провокаций (лохматые фрики из столицы, что снимали дом по соседству, даже окно открыли, спрятавшись за портьерой и наблюдая за шоу), Пташка взбешенной фурией — ага, и голова прошла, вместе с усталостью — ишь, как перескакивает через ступеньки! — слетела к нему на дорогу. Лишь бы не начала драться! А то их потасовки приводили обычно совершенно не к тому результату — со знаком «плюс», но не в том направлении, что его интересовало сейчас. Он ей не любовник (ага, пусть об этом пофантазируют мальчонки из дома слева, он дал им отличный повод для размышлений), а ее партнер по «укрощению пространства». Ну, не доктор — но хотя бы сиделка. Фонарь, что высвечивает скрытые тени. Когда она слегка успокоилась, они приступили к исследованиям. Прежде чем лечить виноград от напасти — надо было определить, что это за напасть.
Сандор провел несколько экспериментов и выяснил то, что и подозревал. Пташка боялась любого открытого, не окученного людьми пространства: леса, полей, берега. С чащей исходно пошло легче — то ли из-за ограниченности полета фантазии, то ли потому, что юная художница отвлекалась на рассматривание деревьев. В любом случае, за три дня дело было сделано.
Сандор поздравил ее с новым достижением, про себя тоскливо размышляя, что если так пойдет и дальше, Пташка воспрянет духом как раз к тому сроку, что установил Гэйвен для подготовки бумаг на продажу дома. Подлечится на курорте, закончит формальности, обрежет прошлое — и полетит в столицу. Да и осень была уже близко. Но он этого и хотел, верно ведь?
Скоро у него начиналась самая страда — сбор ягод и прочая возня на виноградниках — там будет не до Пташки. Вот и отвлечется заодно. А там — зима, стылые пляжи, ветер, воющий в трубах, поземка на выцветшей полыни — все как обычно. А этот странный август останется позади — очередным предутренним сном.
На поле была совсем беда. Пташка, как оглушенная, едва он отходил от нее, сжималась в комочек на обочине, утопая белыми кроссовками в плотной шапке поросли барвинков, и, закрывая голову руками, начинала едва заметно раскачиваться из стороны в сторону. Смотреть на это было невыносимо — но необходимо. И он смотрел — скрипя зубами, сжимая кулаки так, что ногти врезались в ладонь — и размышляя, что с этим делать.