Это было в Коканде

Никитин Николай Николаевич

– Что вы хотите?
– перебил его Муратов. Он боялся, как бы Сашка не оборвал Мамедова.
– Мы запишем, Запиши, Саша, ихние требования!

Он кивнул Лихолетову. Сашка развалился в мягком кожаном английском кресле. Вынув из штанов огрызок карандаша, он важно записал под диктовку министра:

"Туркестан должен быть автономным, власть в Туркестане должна быть передана в руки временного правительства, то есть правительства Кокандской автономии. Частная собственность на землю, орудия и средства производства остается неприкосновенной.

Судопроизводство должно вестись по шариату**. Женщины должны оставаться закрытыми".

Муратов воспринял всю эту программу как нечто естественное. Ни одним жестом, ни одним движением глаз не выдал себя. Да вряд ли он и задумывался над тем, что говорил Мамедов. Только два первых пункта как будто поразили его. Взяв из рук Сашки бумагу, он указал на эти пункты Мустафе.

– Этого хотим не мы, а население, - сказал Мамедов, пожав плечами.

– Ах, население!
– Муратов улыбнулся.

Скрипнула дверь. Из коридора в кабинет вошел другой член правительства, хлопковый фабрикант Давыдов, и резко спросил Мамедова:

– Кончили?

Мамедов, сморщившись, объяснил ему. Давыдов махнул рукой:

– Бросьте! Какие требования? Какой мир? Что это за люди?

Муратов предъявил мандат от имени железнодорожников. Давыдов, едва взглянув на бумажку, скомкал ее:

– Со стрелочниками я не разговариваю. Мириться не будем. Ясно?

Муратов не ожидал такого натиска.

– Фактически, значит, - ответил он Давыдову, несколько оробев, хотите гражданскую войну? Ведь и ваши бедняки не за вас!

– Об этом не беспокойтесь, господин бедняк!
– отчеканил Давыдов.

Сашку будто сдуло с кресла. Он подпрыгнул и очутился около Давыдова.

– Благодари бога, Змей Горыныч, что я нынче дипломат!
– сказал он.

Он хотел плюнуть на ковер, прямо под ноги Давыдову, но воздержался и проглотил слюну. Это вышло смешно, но никто этого не заметил, никто не рассмеялся. Напялив папаху на лоб, Сашка молча, насупившись, вышел из кабинета. Муратов вежливо раскланялся с обоими министрами и на пороге кабинета даже махнул им рукой.

Делегаты вернулись в крепость ни с чем. Там был уже организован ревком. Ревкомовцы послали по железнодорожному пути разведчиков, чтобы они откуда-нибудь из окрестностей, километров за сорок от Коканда, где сохранилась еще телеграфная связь, дали телеграмму в Ташкент о помощи. Разведчикам было поручено сообщить, что советский Коканд в опасности.

18

Наступил холодный вечер. Узкие переулки Старого города опустели. Даже там, где горели тусклые огни керосиновых ламп или пылал очаг, свет все равно не проникал наружу. Каждый дом был маленькой крепостью, с окнами во двор. Высокие, выше человеческого роста, глиняные дувалы окружали дома.

Внутри чайханы, сквозь большие, давно не мытые стеклянные окна, в синем тумане видны были люди, сидевшие на деревянных нарах, покрытых пыльными и рваными паласами. Над дверью висел масляный фонарь.

Юсуп толкнул дверь.

Его обдало теплом и запахом только что испеченных лепешек. Юноша осторожно осмотрелся и занял место поближе к выходу. У очага, под ржавой трубой, протянутой сквозь крышу, сверкал огромный медный тульский самовар. Здесь же на подносе, рядом с двумя фарфоровыми чайниками, лежали грудой пестрые, расписанные цветочками пиалы. Юсуп показал один палец. Самоварчи подал ему пиалу.

В углублении глиняного пола под очагом тлели уголья. Народ сидел кучками. У окна двое сражались в кости. Оборванный человек, тот самый, что появился сегодня утром в конторе на станции Коканд, грел над угольями руки.

Юсуп, выпив одну пиалу, попросил вторую. Оборванец посмотрел на него. Юсуп молча пригласил его сесть рядом с собой и попросил самоварчи подать чай гостю.

– Ты богат?
– удивился старик.

– Нет. Разве богатый сидел бы здесь?

– Да, сегодня хорошо иметь дом! Перестали стрелять. Сегодня очень тихо. Ты где живешь?

– У меня нет дома, - сказал Юсуп.

– Будешь спать здесь?

– Да. Много блох!
– Юсуп брезгливо дернул плечами.

Старик рассмеялся:

– Ты, верно, не привык к блохам? Да уж не в первый ли раз ты ночуешь в чайхане?

Юсуп покраснел. Он действительно впервые попал на ночь в чайхану. Несколько лет тому назад мать продала его Мамедову. Мустафа привез его из Бухары. Мальчик спал с лошадьми в конюшне. Кража (так он расценивал утренний поступок Дениса Макаровича) показалась ему смелым и ловким делом. Затем любопытство задержало его у станции. А дальше все вышло само собой. Аввакумов оставил лошадь в крепости. Юсуп не сопротивлялся. Вернуться домой без лошади и экипажа, быть брошенным в яму, с цепью на ноге... Зачем же? Он стал служить Аввакумову. Его послали на разведку в Старый город. Дали немного денег. Они были спрятаны у него в складке пояса.

Юсуп оглядел чайхану, поджал ноги и произнес тихо, сквозь зубы.

– Я тебе не отвечу, потому что молчание - украшение мюридов**.

Все в чайхане захохотали. В особенности смеялся один из гостей, молодой парень, красивый как девушка, Все его называли Сапаром. Он подошел к Юсупу и, щелкнув его пальцем по лбу, спросил:

– Кто тебя выучил этому?

– Люди.

– Люди? Слышишь, Абдулла? Люди.
– Парень подмигнул своему партнеру по игре и потом опять обернулся к Юсупу: - Значит, ты мюрид?

– Нет, я еще не мюрид, - ответил Юсуп игроку.

Старик Артыкматов, хлопнув себя по бедрам, обратился ко всем сидевшим:

– Ну, поздравляю вас, мусульмане, еще с одним мюридом! Может быть, ты будешь ишаном?** И объявишь джихад?**

Юсуп понял, что над ним начинают насмехаться. Но он решил не давать себя в обиду. Он приготовил кулаки.

– Я не буду ишаном!
– сказал он.

– Почему? Ума не хватает? Ты безбожник? Да уж не джадид** ли он? загалдели со всех сторон гости.