Это моя дочь
Шрифт:
– Не будьте суровы к ней, – хрипло раздаётся мне в спину. – Она и правда Дашку любит.
Ловчая сеть развернулась за несколько минут. План был прост и гениален – мои люди создают пробки на самых ходовых выездах из города. Аварии, не серьёзные, но ужасно затягивающие движение. За это время и гаишники, и мои же люди в форме осторожно и не привлекая внимания досматривают все машины. Ищут женщину и ребёнка. Не опираясь на внешние данные. Она может надеть парик. Может переодеть ребёнка мальчиком. Смотреть нужно всех.
Сам еду на главную магистраль, в гущу событий. Последние два километра
– Есть. Женщина и девочка. В машину не лезли, только фонариком посветили проходя мимо, чтобы не спугнуть. Но точно она, я же видел её, я следил за её домом. Двадцать третий километр, почти у самого моста.
Смотрю вперёд – где-то там темнеют арки моста. Близко. Дальше бегу, плевать уже на снег. Людей в форме вижу тоже издалека, меня ждут, машут мне светящиеся в темноте жезлом, указывают на нужную машину. Подхожу и рывком открываю дверь, они не ждут, не заблокировано даже.
– Это просто пробка, – не успевает прервать разговор с девочкой Ольга. – Скоро мы уже поедем…
Вот потом замирает. Оборачивается ко мне. Глаза округляются от страха, тянется обнять ребёнка.
– Не скоро, – бросаю слова я. – Приехали. Выходите из машины.
– Нет, – категорично отвечает она и смотрит на водителя.
Тот втягивает голову в плечи и старается быть незаметным, от него она помощи не дождётся.
– Это моя дочь, – устало говорю я.
– Я никогда с вами не спала!
Пытается отстегнуть ремень, но паника плохой помощник, пальцы её не слушаются. Девочка начинает плакать от страха, как мне жаль её, как я ненавижу Ольгу за эту сцену!
– Я бы не стал с вами спать, – даю знак и мои люди окружают машину в кольцо. – Никогда. А ребёнок мой и сейчас я её заберу
Глава 10 Ольга
Дашка плакала. Не громко даже, тихо, но… Отчаянно? Да, наверное так. Словно понимала, что назад пути нет. Сейчас будет страшно. Сейчас все бесповоротно изменится навсегда. А самое жуткое – помешать этому не возможно.
Дашкин плач мешал мне думать. Разве можно думать о чем нибудь, когда рядом плачет твой ребёнок? Мысли только одни – защитить. А как, позвольте спросить, если темно на улице, дорога, а вокруг машины стоят мужчины? Молча стоят, глаза тёмные, на меня не смотрят даже. Но уйти не дадут, это я понимаю чётко. Водитель, которого мы долго ждали на морозе, который только недавно, только вот пятнадцать минут назад принял у меня деньги за оплату пути, усиленно делает вид, что вообще ко мне никого отношения не имеет. Вообще не понимает, как я попала в его автомобиль.
– Всё хорошо, малыш, – натужно улыбаюсь я Дашке. – иди к маме скорее.
Она всхлипывает протяжно тянется ко мне всем телом. Подхваю её лёгкое тельце, сажаю к себе на колени. Трясётся. Главное защитить, не отдать никому. Мы вдвоём справимся. У нас всегда получалось, все эти годы.
– Выходите, – утомленнно говорит Шахов.
В его голосе усталость и толика брезгливости. Ему противно иметь со мной дело.
– Вы с ума, сошли, – выдавливаю из себя максимально спокойно. Так, словно Шахов взбесившийся пёс. Хотя не пёс, нет… Оборотень. Лишнее движение, лишнее слово, и он стряхнет с себя усталость и бросится. И тогда не останется ничего. – Давайте рассуждать логично. Кроме мужа у меня мужчин не было. Вы ней мой муж. Вывод простой – моя Даша никак не может быть вашей дочерью. Малыш пошли.
Дочка доверчиво вкладывает ладошку в мою руку, сползает с моих коленей. Открываю дверь. Открывается она послушно, и кажется вдруг, что ничего и никто не будет мешать мне уйти. Выхожу, скорее вываливаюсь из тёплого нутра машины в стылую темноту. Мужчины ничего мне не говорят. Я иду, держу Дашку за руку и они идут тоже. Один даже забегает передо мной, и так идёт – пятится, на меня глядя. Кругом машины, много машин, десятки в этой спонтанной пробке которая мне теперь тоже неслучайной кажется. И никто не выйдет мне помочь. Все не просто так. Дашка плакать перестала. Стискивает мою руку. Дышит тяжело. Идти по обочине сложно и мне, а ребёнку вдвойне. Подхватываю её на руки. Тяжёлая. Ничего, потерплю, своя ноша не тянет.
– Ольга, – голос Шахова раздаётся совсем близко, где-то за моей спиной, но оглянуться я не решаюсь. – Не устраивайте сцен. Вы напугаете ребёнка. Вы же не хотите, чтобы девочке было страшно? По своему вы к ней привязаны, я почти уверен в этом.
Дашка крепче обхватывает мою шею. Она смотрит назад, она видит Шахова. Мне хочется закрыть ей глаза, но это желание абсурдно.
– Мама, – шепчет Дашка. – Он близко, он почти нас догнал, почему мы не убегаем?
В счастливые пять лет кажется, что победить можно всякого. А если не победить, то убежать от него . Но мне, к сожалению, давно уже не пять лет.
– Вам не уйти, это утопия. До города десяток километров. Ночь. Вы одна. Нас – много. И правда на моей стороне, Ольга.
Я не понимаю, о какой он правде говорит. Понимаю, что остановиться не могу. Принять бой – тоже. Он сильнее. Просто иду и крепче обнимаю Дашу.
– Один, – говорит Шахов. – Два… Я считаю до пяти, я даю вам шанс уйти красиво.
Не выдерживаю. Бросаюсь к машинам. Стучусь. Люди видят за мной мужчин, они боятся, они просто не открывают. Завыть, может, от отчаяния.
– Пожалуйста, – прошу я. – Пожалуйста. Они же отберут у меня ребёнка, отберут…..
Наконец одно стекло медленно опускается. Там, за ним пожилой мужчина. Лицо доброе, усы смешные, как у деда моего. А человек с усами, как у моего деда просто не может быть плохим.
– Пожалуйста, – умоляю я.
Он смотрит за мою спину и медленно качает головой. Он боится, я его понимаю.
– Игорь, – сердито окликают его сзади. – Помоги девочке, видишь, её совсем запугали, ни стыда, ни совести.