Это моя школа [издание 1955 года]
Шрифт:
— А то, что ты сперва нагрубила, потом испугалась и давай подлизываться, — сказала с места Клава Киселева. И добавила, передернув плечами: — А мы за тебя прощенья проси! Очень надо!
Катя хотела ответить, но от обиды растеряла все слова. Ей стало жарко. Она невольно приложила к щекам ладони.
— Ага, покраснела, покраснела! — закричала Ира. — Значит, правда…
— А вот и неправда! — крикнула, стоя у дверей, Аня (она больше не решалась оставлять свой
— Зато ты к ней подлизываешься!
— Я?
— Ты!
Но тут в дело вмешалась Зоя Алиева. Она встала, подошла к учительскому столу с другой стороны и посмотрела на класс сердитыми, сузившимися и потемневшими глазами:
— Молчи, Ира! Глупости ты говоришь. «Подлизывается, подлизывается»… Никто у нас не подлизывается. Мы — пионерки. Забыла, да? Нельзя забывать. А Снегирева хорошо говорит. Очень хорошо. Мы все с ней согласны. Весь класс. А кто не согласен, пускай прочь идет… Ты что хотела предложить, Катя? Говори, кончай.
— Да я уж почти кончила, — сказала Катя, переводя дух. — Я хотела только предложить, чтобы весь наш класс, весь отряд по звеньям, дал такое же обещание, как мы с Аней вчера. Давайте так учиться и вести себя, чтобы Людмиле Федоровне не было за нас стыдно! — Она подумала секунду и добавила: — И чтобы Анне Сергеевне не было с нами трудно.
— Давайте, давайте! — закричали все разом. — Молодец, Катя! Правильно сказала.
А Настенька Егорова повернулась к Ире и спросила насмешливо:
— Ну что, ты и тут не согласна? Девочки, пускай Ладыгина лучше ничего не обещает. Все равно ой слова не сдержать.
Теперь уж пришел черед краснеть Ире Ладыгиной. Глаза у нее наполнились слезами.
— Как это — не сдержать? Почему не сдержать?.. — сказала она дрожащим голосом. — Девочки, да ведь я просто не поняла. Я думала…
— А ты сначала дослушай, потом подумай, а уж потом спорь, — наставительно сказала Зоя Алиева. — А то и не так еще стыдно будет.
Зоя неторопливо отошла от стола и села на место.
Катя оглядела класс, все три ряда, и сразу нашла глазами звеньевых. Вот слева, ближе к двери, — Настенька Егорова, как всегда спокойная, простая, но сейчас какая-то особенно серьезная; в середине — кудрявая Валя Ёлкина. Только в звене справа одно место — в третьем ряду у окна — пустует, потому что звеньевая этого звена сама Катя.
— Звеньевые! — сказала она негромко, но торжественно. — Даете честное пионерское, что с завтрашнего дня будете следить за своими звеньями?
Настя Егорова и Валя Ёлкина поднялись с мест и почти в один голос ответили:
— Даем!
Потом
— Мое звено, даешь слово?
— Даем! — дружно ответили все девочки ее звена.
— Мое звено, — сказала Валя и тоже обернулась к своему ряду, — даешь слово?
— Даем! — раздалось в ответ.
Катя подошла к своему звену и стала перед ним:
— Мое звено, даешь слово?
И Катино звено еще дружнее и звонче откликнулось на призыв своей звеньевой.
Слово пионера. Честное пионерское… Катя дала его вчера своей больной учительнице и повторила сейчас вместе со всем отрядом.
Разговор с отцом
Дверь открыл Миша.
— Папа приехал! — крикнул он так громко и отчаянно, что Катя испугалась и чуть не выронила сумку. — Ночью приехал!
— А ты что думаешь — я про это и не знаю? — сказала Катя как можно спокойней и серьезней и усмехнулась снисходительно, словно большая. — Это было совсем не ночью, а вечером. Только ты уже спал.
— А ты?
— А я еще нет! — с гордостью ответила Катя, подпрыгивая, чтобы достать до вешалки.
Миша немножко нахмурился, но тут же снова повеселел:
— Ну и пусть спал, а все-таки я знаю, что папа привез! А ты не знаешь. Ага! Сказать?
Катя сразу обернулась и схватила Мишу за рукав:
— Что? Что привез? Да не тяни ты — говори скорее!
— Отгадай. Начинается на «чи»…
— Живое?
— Живое!
— Чижа?
Миша усмехнулся:
— Разве в пустыне чижи бывают? Они в скворечниках живут.
— Так то скворцы, а не чижи.
— Все равно, в пустыне их нет.
Катя призадумалась:
— Чибиса?
— Как бы не так! — Миша торжествующе смотрел на Катю. — Сказать? Чи-ри-па-ху!
— Эх ты, грамотей! Черепаха, а не чирипаха! — Катя легонько щелкнула Мишу по лбу. — Это у тебя что — череп или чирип?
— Это у тебя чирип, а у меня голова, а в голове — ум, — ответил Миша.
В другой раз Катя не спустила бы ему такую дерзость, но сейчас ей было не до него. Да и кроме того, она ведь дала обещание не дразнить Мишу. Поэтому она только показала ему кончик языка, осторожно подошла к приоткрытой двери и заглянула в комнату.
Сергей Михайлович сидел за письменным столом и разбирал в выдвинутом ящике свои бумаги.
— А, Кутеныш! — обрадовался он и протянул Кате обе руки.
— Можно к тебе, папочка? Я на минутку, — сказала Катя и подошла к отцу.