Это моя собака
Шрифт:
Моё собачье сердце при виде её билось неровно…
Но, несмотря на эту неровность сердцебиения, я не мог не замечать, что совсем иначе держал себя с хозяйкой Козетты Каролой мой хозяин Витя. О, он умел быть хозяином положения, и я ему от души по-мужски завидовал, несмотря даже на то, что я — пёс и моё место ну если не под лавкой, то, по крайней мере, под изящным кожаным креслом в голубом баре нашего удивительного теплохода. …С чувством того, что впереди волшебная Италия, я восторгался всем и всеми. Вёл себя как щенок.
Мы до завтра расстались с Козеттой. Я, проводив
Потом уже сквозь сон услышал, как пришёл дядя Серёжа и, что-то напевая, принялся снимать рубаху, штаны и укладываться спать. Он всегда напевает, когда выигрывает в шахматы. Наверное, резался весь вечер, и небось все с тем же греком.
Витя, лёжа, читал книгу: по-моему, справочник путешественника. Покачивало, несколько раз раскрывались дверцы шкафа, заставляя меня настораживаться.
Болтанка вдруг стихла. Я выглянул в иллюминатор, но ничего не увидел, за иллюминатором царила фиолетовая ночь. Но ночь ночью, а прибоя не было слышно.
— Опаздываем мы из-за этого шторма в Италию, — сказал дядя Серёжа, — отклонились от курса, пережидаем шторм. Не боишься, Витенька?
Но разве можно бояться приключений? Для чего же мы поехали тогда? Ведь, наверное, для того, чтобы все испытать. А не только же для того, чтобы доехать. Доехать можно было и на трамвае.
Тут дядя Серёжа начал рассказывать занудную историю о том, возле какой именно скалы мы пережидали шторм. Но все так устали от впечатлений, что, пользуясь тем, что болтанка стихла, все, включая дядю Серёжу, вдруг взяли да и уснули…
Письмо
Утром тот самый грек, который вчера играл с дядей Серёжей в шахматы, подошёл вдруг ко мне и сказал (точно не знаю, но, по-моему, по-египетски):
— А вы знаете, господин пёс, что в Соединённых Штатах собака жены экс-президента Буша тоже умеет писать и пишет книги?
Я уже слышал об этой собаке, и его сообщение подсказало мне идею — написать письмо жене экс-президента США, чтобы она передала его своей собаке.
Я взял перо и такое письмо написал.
«Борт теплохода „Дмитрий Шостакович“, — начал я своё послание. — Уважаемая госпожа Барбара Буш. Прошу вас великодушно простить меня за то, что я обратился к Вам, а не к Вашей собаке, книга которой о жизни в Белом Доме рекламируется в моей стране. К моему большому сожалению, я её ещё не читал и даже не знаю, вышла ли она на моей родине, потому что я отправился из Москвы в далеко путешествие.
Но эта новость перед моим отъездом принесла мне искреннюю радость сознания того, что я не единственная на Земле собака-писатель.
Ведь и нам, собакам, ведомо чувство справедливости, и нам в дружбе с человеком открываются глубже нравственные нормы, понятия морали, чести, возможность жить в дружбе и с себе подобными и даже с… кошками.
Я, конечно, мечтаю дружить с четвероногой американской коллегой, обмениваться с нею своими впечатлениями о жизни собак и… людей, и своей философией. Уверен, госпожа Барбара, что это обогатило бы духовно нас обоих. И если вы окажете мне любезность составить протекцию в нашем знакомстве, я буду счастлив и предан Вам до конца своих дней.
Завершая
С замиранием собачьего сердца буду ждать ответа.
Навсегда Ваш пёс Пират.
Мой постоянный адрес…»
Я написал наш с Витей адрес и стал с этого момента ждать ответа. …Вечером на верхней палубе было очень хорошо. Синьора Грация стояла, обдуваемая ветром, и смотрела на море. Дядя Серёжа что-то объяснял Кароле, все больше жестами, а я тихо и скромно, видя все это, молчал, положив морду на холку Козетте.
Скептик Тролль в стороне от своих знакомых и хозяйки, свернувшись калачиком, спал. Рядом с ним стоял мой хозяин Витя и заворожено глядел на звезды.
Все как-то объединилось и миротворствовало в эту ночь. Даже луна в морском воздухе словно бы раздвоилась, и одна половина её ласкала другую тихо и неторопливо.
А потом все стали прощаться и отправились спать. Но мне уходить не хотелось.
Я остался на палубе в одиночестве.
Звёздная Италия
Вы никогда не думали, почему собаки лают на Луну? Я объясню вам. Они это делают потому, что им грустно. Часто это бывает неосознанно, вот как со мной в тот вечер.
Мне хотелось повыть на Луну, и потому я спрятался за огромную гудящую трубу нашего теплохода. Она шумела, и никто мне там не мешал. И не слышал меня. Надо ведь быть тактичным, никого не пугать. Представьте себе, увидеть вдруг воющую собаку!..
Надо мной, как кометы, проносились звезды. Когда-то Витя, глядя на них, показывал мне каждую и даже называл созвездия. Я вспомнил некоторые. Вот Большая Медведица распушила свой ковш, а вот и Малая и на хвосте у неё Полярная звезда сияет почти у самого горизонта, десятки Плеяд мерцают и веселятся в небе, Млечный Путь, какая-то слишком уж ясная голубая звезда, может быть, это Венера, а вот та розовая — наверняка Марс.
Удивительно устроен неведомый небесный мир.
Я повыл на Луну и вспомнил о своих близких.
Я — пёс, плыву на пароходе, а где-то там вдали за таинственными морями Мама-Маша и папа Пал Палыч думают о нас с Витей, волнуются и грустят.
Я вспомнил и других своих друзей: бабушку Аграфену, и Крылатого гиппопотама, и кота Фому, и корову Фросю и подумал, что, если они тоже смотрят сейчас на звезды, быть может, также думают обо мне.
Наш теплоход мчался навстречу ветру, и вдруг я уловил за бортом, далеко-далеко у горизонта, какое-то свечение.
Сперва я думал, что это звезды просыпались туда или Луна вдруг нырнула в волны, но когда пригляделся, похолодел от страха: я увидел светящийся корабль.
Сразу вспомнил множество страшных историй на эту тему, читанных когда-то моим Витей, и решил, что это корабль-призрак.
Но вскоре мой страх исчез Я даже рассмеялся. Это был не корабль-призрак, а обыкновенная прогулочная яхта, на которой электрическими огнями было написано её название. Она называлась «Южная Корона». Написано было латинскими буквами.