Это не любовь
Шрифт:
– Или не хотел?
– Или не хотел.
– Сволочь!
– Дура!
Юлька не выдержала и влепила пощёчину. Пьяный Лёша не успел среагировать, как обычно, не успел перехватить руку, и несколько секунд смотрел на неё ошалело, держась за щеку. Потом взревел:
– Совсем рехнулась, психопатка! Дикарка чокнутая! Посмотри на себя – тебе в психушке самое место. – Потом добавил спокойно: – А знаешь что, это даже хорошо. Потому что всё! С меня хватит! Я больше не могу быть с тобой. Не могу всё это терпеть. С тобой вообще
Его слова нещадно жалили, разъедая душу, и без того изболевшуюся.
– А когда-то тебе было невозможно без меня, сам так говорил, – тихо произнесла Юлька.
Запал его сразу потух. Лёша отвёл взгляд. Вздохнув, прошёл на кухню, поставил чайник, сам встал у окна, опершись ладонями в подоконник. Чайник вскипел, отключился, а он так и стоял.
– У тебя кто-то есть? – не выдержала долгого молчания Юлька.
Лёша ответил не сразу. То ли слова подбирал, то ли неловкость пытался перебороть.
– Я не хотел, чтобы так получилось. Прости.
– Кто она? – Юлька до боли закусила нижнюю губу.
– Да какая разница? Ты всё равно её не знаешь.
– И давно вы? Ведь давно, да? Ты у неё эти дни пропадал, а не… где ты там говорил… у друзей?
Лёша повернулся, взглянул виновато.
– Я правда не хотел делать тебе больно. Я ведь правда раньше любил тебя. И не знаю, почему… и куда всё это делось. Я честно пытался, но… Слушай, Юль, давай останемся друзьями. Тебе необязательно съезжать прямо сейчас. Сдадим сессию, а там уж…
Каждое его слово – как бритвой по сердцу. Юльке казалось, что внутри и места живого уже не осталось – сплошная кровоточащая рана. Хотелось орать, бить посуду, его приложить как следует и, в то же время, умолять, чтобы передумал, не бросал её. Однако в кои-то веки ей удалось обуздать порывы и на удивление спокойно, даже с подобием усмешки, ответить:
– Ты совсем дурак, Степнов? Какие друзья? Или это ты так с совестью своей пытаешься договориться?
– Ну что ты опять начинаешь? – начал раздражаться Лёша. – Я просто хочу по-хорошему расстаться. Как нормальные люди. А ты вечно всё усложняешь.
– По-хорошему – это как? Как вообще вот эта ситуация может быть хорошей? Ты мне говоришь, что я тебе больше нафиг не нужна, а я улыбаюсь и отвечаю: «Ладно, дорогой. Отчаливаю». Так тебе хочется?
– Юля… Я просто не хочу скандалов, это ведь ничего не даст. Ни мне, ни тебе.
– Понимаю. Ты хочешь, чтобы тебе было хорошо, удобно, комфортно. И плевать, каково мне. Так вот нет, Степнов, нельзя расстаться по-хорошему, когда для одного – это трагедия!
– Скажешь тоже, Юль… Ну, какая трагедия? Трагедия – это когда кто-то умер. А вот это всё… ну, неприятно, тяжело. И мне тяжело. Но такое случается. Со всеми. Люди постоянно сходятся и расходятся.
– Да плевать на других людей! – кричала Юлька. – Что мне другие люди? Мне – плохо! Для меня это трагедия. И я умерла внутри. А вот это: «Давай останемся
– Хорошо, – разозлился Лёша. – Что ты предлагаешь? Чтобы я выполнил своё обещание? Женился на тебе?
Она посмотрела на него с горечью.
– Я предлагаю не юлить. Если уж ты поступаешь по-скотски, то имей смелость это признать.
– Но я ведь не нарочно. Я не хотел этого. Знаешь же – сердцу не прикажешь. Юль, ну прости. Ты классная…
– Правда? А полчаса назад ты сказал, что я дикарка и место мне в психушке.
– О-о-о, снова-здорово. Ну как тебе ещё…
Юля не дослушала, развернулась, устремилась в комнату. Внутри колотилась болезненная истерика. Стиснув до скрежета зубы, она швырнула на диван большую спортивную сумку. Следом полетели из шифоньера кофты, джинсы, юбки, бельё. Главное, сейчас что-то делать, чем угодно занять руки, мысли, не дать истерике вырваться наружу, потому что тогда, чувствовала Юлька, она окончательно сломается. Будет реветь, просить, унижаться. А это нельзя. Никак нельзя. Иначе потом сама себе станешь противна.
Юлька беспорядочно засовывала одежду в сумку. Набив до упора, вжикнула молнией. Достала рюкзак, туда – книги, тетради, плойку, зарядку, косметичку. Оставались ещё зимние вещи и всякое по мелочи, но это она заберёт потом.
– Ну и к чему это? – появился в дверях Лёша. – Что за показательное выступление?
– Догадайся с одного раза, – процедила Юлька, метнув в него злой взгляд. Всё-таки злость – это хорошо. Злость не даёт скиснуть, держит в тонусе, подстёгивает, что сейчас ей как раз и нужно.
– Ну это же глупо. Куда ты пойдёшь? В такую рань. Даже транспорт ещё не ходит.
– А не всё ли тебе равно?
– Нет, не всё равно, что бы ты там обо мне ни думала. Я не могу тебя так просто отпустить.
– В самом деле? А что сделаешь? Свяжешь? Наручниками пристегнёшь к батарее? Или будешь слёзно умолять? Ну давай, Степнов, я послушаю.
Юлька, подхватив рюкзак и сумку, оттолкнула его и прошла в коридор. Лёша поплёлся следом.
– Юль, ну что ты как маленькая? Ну подумай сама, куда ты сейчас пойдёшь?
– Не куда, Степнов, а откуда. Это главное.
– Да погоди ты, давай всё обсудим? Я помогу тебе найти комнату. Помогу вещи перевезти.
Юлька надела кроссовки, накинула джинсовую куртку, забросила на плечи рюкзак. Отомкнула замок, вышла в подъезд, волоча за собой громоздкую сумку. Лёша ещё бубнил вслед, что зря она горячится, но Юлька отметила – задерживать-то не стал. Мог бы, запросто, по сравнению с ним она – пигалица, тонкий стебелёк. Но он даже не подумал, а скорее всего, ещё и рад, что так быстро избавился от надоевшей подруги. А все эти слова «подожди-не уходи» – просто для самоуспокоения.