Это не моя свадьба (но я здесь главная)
Шрифт:
Дверца открылась, и перед моими глазами появилась мужская рука.
— Да, Рен звонила и сказала, что вы едете. И еще, чтобы я приготовил побольше шоколадных батончиков.
Я подняла голову и тут же прищурилась от бьющего из-за его плеча солнца. После трехчасовой езды с неоднократным пролитием слез вид у меня был наверно чудный.
— Меня зовут Рассел, а это моя дочь, Эмма, — сказал незнакомец, помогая мне выйти из машины. — Сумки в багажнике?
Я кивнула.
— Позвольте? — Он протянул руку за ключами. Я сама открыла
Девочка долго смотрела на меня и улыбнулась, когда наши взгляды встретились.
— Хочешь подержать мою куклу? — спросила она, опуская куклу через белые перила.
— Эм, отойди, я их только что покрасил, — предупредил мужчина. — Знаю, тебе хочется меня проверить. — Он улыбнулся ей, и она, отступив, улыбнулась в ответ.
— Я — Мили, — представилась я, обходясь без официального рукопожатия, и немного неожиданно для себя самой добавила: — Я ушла с работы.
Рассел рассмеялся.
— Да, знаю. Вы это уже говорили. Наверное, немного шокированы, да?
Я кивнула.
— Ну, теперь вы здесь, в Долфин Данс, так что о том мире можете забыть, — сказал он. — Ланч вот-вот будет готов, потом, если будет желание, можете присоединиться к нам, а в шесть на сцену выходит Эмма.
Теперь, когда солнце перестало слепить, я смогла наконец рассмотреть его получше. Песочные волосы, голубые глаза, сложение профессионального футболиста и весь в белой краске — пятно на щеке, полосы на руках.
— Выходит на сцену? — пробормотала я, переводя взгляд на веранду, где довольная собой Эмма с нарочитой серьезностью демонстрировала свои танцевальные способности, готовясь, вероятно, к главному шоу дня. Рассел наблюдал за ней с улыбкой счастливого отца.
— Хочешь взять мою куклу? — снова спросила девочка и, не дожидаясь ответа, сбежала по ступенькам в своих голубеньких сандалиях и сунула мне в руки куклу. — Вот! — В следующий момент она повернулась и умчалась на веранду.
— Хлопот с ней не оберешься, — сказал Рассел.
— Чудный ребенок. — Я постепенно отживала, вдыхала океанский воздух, осматривалась. Повернулась и, заслонив ладошкой глаза, полюбовалась на дом. Поработали здесь немало. Весь дом покрасили нежно-зеленой краской, на открытой веранде покачивались под ветерком качели с зеленым сидением. В горшочках белели цветочки. Окна поменяли на новые, арочные, с белой каймой. — Как же давно я здесь не была.
— Значит, вы и есть та ленивая подруга Ренаты, которая так ни разу и не выбралась помочь нам. — Рассел весело подмигнул, и я не стала на него обижаться. — Да, мы приезжали сюда каждый уик-энд. Помогать нуждающемуся человечеству. Только вот Пита и Рен на нуждающихся не похожи.
Я рассмеялась.
— Да уж.
— Вы еще не видели, что там внутри. — Он взял мои сумки и пошел в дом.
Последний раз, когда я была здесь, дом напоминал выпотрошенную рыбу. Голые стены да старый, заплесневелый ковер, прикрывающий большой-большой вопрос: а что делать с полом?
Теперь все выглядело совершенно иначе.
Ответом на большой-большой вопрос стал прекрасный пол, который, казалось, только и ждал, когда с него снимут замшелый ковер. Застекленные створчатые двери радовали глаз. Стены согревали теплым бежевым, почти медовым цветом. Под потолком медленно кружились лопасти вентилятора. Уютные, мягкие диванчики, расставленные буквой U, приглашали растянуться и преклонить голову. На кофейном столике лежали журналы по дизайну интерьеров.
— Мило, да? — Рассел оглянулся и, убедившись, что увиденное произвело впечатление, повел меня дальше, через гостиную в кухню. — Мебель подбирала Рен.
Конечно.
— А цвет стен выбирала Эмма.
Отличная работа, Эмма.
— Она очень собой гордится. — Он снова подмигнул мне. — Хотя нам и пришлось наложить вето на ее первый проект, оранжевую кухню. Эмма видела ее в цвете апельсинового сока.
Я вспомнила, как и сама когда-то мечтала о доме со стенами цвета корицы. Моя концепция практически ничем не отличалась от идеала шестилетней девочки.
— О! — вырвалось у меня, когда мы вошли в кухню. Все здесь было новое, все блестело — обеденный стол на двенадцать мест, разделочный стол, медные кастрюльки и сковородки. Над кухонной мойкой — зелень в горшочках. На полке — фотографии людей, работавших в доме, в том числе и Рассела, обнимающего за плечи Эмму. — Невероятно! Вы славно потрудились!
— Спасибо. Но мы и повеселились на славу. Пит привозил крабов и пиво, и вечерами мы устраивали настоящий пир на заднем дворе. Было здорово.
Я тоже могла бы быть здесь.
— Как думаете, когда они откроют здесь пансион? — спросила я.
— Вероятно, нынешней осенью. — Рассел пожал плечами. — Получилось бы быстрее, но Рен в последнее время была сильно занята на работе.
— На ней сейчас несколько больших свадеб, но к осени бум обычно сходит на нет, — объяснила я, переходя от шкафчика к шкафчику, рассматривая белые тарелочки и кофейные чашки на ножке. Рената была без ума от хорошей посуды, а здесь она переплюнула даже каталог Уильямса Сонома.
— Это место нравилось матери Эммы, — сказала Рассел, и странно изменившийся голос заставил меня оставить в покое чашечки и посмотреть на него. Он стоял у окна, глядя куда-то вдаль. Обычно я легко разряжаю такого рода ситуации с недоговоренностями — помогает большой опыт общения с женихами, которые часто расстроены чем-то, но не осмеливаются говорить об этом вслух, — но на этот раз не смогла заставить себя подтолкнуть его по пути откровенности. Если Рассел замолчал, на то была какая-то причина.