Это неистовое сердце
Шрифт:
Почти не сознавая, что делаю, я подняла руку, коснулась заросшего щетиной лица, встретила губами его губы – нетерпеливые, голодные, жадные, вздохнула облегченно, словно то, чего я ждала миллион лет, наконец-то должно случиться и давно загаданное желание сбывается.
Глава 28
– Не уходи… Ровена!
В дрожащем голосе звучал упрек, в руках не было сил, чтобы удержать меня, как несколько минут назад. На этот раз именно мне пришлось увернуться от настойчивых, отчаянных губ. Я сделала это не потому, что хотела, –
– Я… я не уйду далеко. Только разожгу огонь. У тебя лихорадка.
Но он только помотал головой:
– Нет! К черту огонь! Иди сюда! – И потом, словно через силу: – Пожалуйста, Ровена.
Я неожиданно осознала, что болтаю без перерыва и смысла, лишь бы скрыть слабость, лишавшую меня воли.
– Нужно хотя бы поесть и надеть что-то, разве не видишь! Мне… так холодно!
Зубы мои вдруг застучали, и Люкас вздрогнул.
– Там, на колышке за дверью, моя рубашка. Тебе обязательно нужно одеться!
– Если я заболею, вряд ли это нам поможет.
Голос мой прозвучал чуть сильнее. Намеренно избегая взгляда Люкаса, я натянула рубашку, долго возилась с пуговицами и только потом оглянулась. Но глаза Люкаса уже закрылись.
Взяв несколько поленьев из кучи в углу, я принялась раздувать огонь, пока дерево наконец не загорелось.
В хижине не оказалось ни капли воды, пришлось выйти на улицу. Дождь падал почти отвесно, с крыши стекали потоки, так что можно было не отходить далеко. Я подставила кофейник под угол крыши, постояла, слушая рев воды в каньоне, и только сейчас поняла: мы полностью отрезаны от остального мира, словно, кроме нас, на земле больше не осталось людей.
Не знаю, сколько я простояла так, вдыхая свежий холодный воздух, но тут за спиной послышался спокойный голос:
– Лучше закрой дверь побыстрее, или внутри будет так же мокро, как снаружи.
Я ступила через порог, хлопнула дверью и, быстро подойдя к очагу, поставила кофейник на угли. Должно быть, на меня было смешно смотреть: широкая, доходящая до колен рубашка с завернутыми рукавами, нечесаные, спутанные волосы, исцарапанное, в синяках лицо. Но мне почему-то было все равно. По-прежнему стараясь не встречаться с Люкасом глазами, я насыпала кофе в кофейник и, отыскав сковороду, схватила кусок бекона и нож…
– Ровена! Ради Бога, неужели завтрак не может подождать?
Я старалась не обращать внимания на умоляющий голос.
– Нечего вести себя как испорченный мальчишка! Я голодна, и ты, должно быть, тоже.
– Лучше смотри в оба глаза, а то опять порежешься!
Я испуганно подняла голову. Он ухитрился сесть; на повязке расплывалось красное пятно.
– Ляг немедленно.
– Будь я чуть сильнее, заставил бы тебя лечь рядом!
Ничего не ответив, я поставила сковороду на огонь, подошла к нему и толкнула на одеяло. Пальцы Люкаса запутались в моих волосах, притягивая меня ближе. Я оцепенела, но он только нежно прикоснулся губами к моим, так, что меня вновь затрясло от слабости.
– Не нужно, Люкас.
– Почему? Сама понимаешь, у меня нет сил принудить тебя. Только хотел поблагодарить за все, что для меня сделала.
То, что произошло потом, было неизбежно. Наверное, я всегда знала это. Мы могли любить или ненавидеть, лишь одного нет, никогда не было и не будет между нами – равнодушия.
Встав на колени, я целовала его, пока запах сгоревшего бекона не вернул нас к реальности.
– Зачем тебе эта еда?!
– Сразу почувствуешь себя лучше, вот увидишь.
Я чувствовала себя странно счастливой: губы Люкаса невольно дернулись в улыбке. На этот раз он, не протестуя, отпустил меня, словно какая-то невидимая стена, делавшая нас врагами, разрушилась, больше не было места нетерпению и взаимным обидам. Мы были готовы ждать, зная, что должно случиться в конце, и по какому-то взаимному безмолвному соглашению решили не говорить о прошлом.
Бекон подгорел, кофе оказался перестоявшим, но Люкас объявил, что в жизни не ел ничего вкуснее. Он показал, где хранится еще один кувшин с текилой, а я, щедро сдобрив текилой кофе, пила чашку за чашкой, весело смеясь от непонятной радости, на которую никогда не считала себя способной.
– Я чувствую… что рождена для уборки и готовки! Что хочешь на ужин?
– Ну почему ты вечно думаешь только о еде?!
Я шутливо нахмурилась:
– Но мне нужно, чтобы к тебе вновь вернулись силы! Слушай, я нашла бобы. Приготовить бобы с беконом?
– Лучше замочи их сначала, – посоветовал Люкас, и я чувствовала, как его взгляд неотступно следует за мной, а сердце билось все быстрее. Я была счастлива. Даже когда, следуя указаниям Люкаса, приготовила крепкий раствор соли и протерла его раны, ощущение счастья все равно не покидало меня, хотя каждый раз, как он морщился от боли, я тоже кривилась.
Тогда между нами не было призраков – ни Тодда, ни Рамона, ни даже Илэны. Мы были одни, тишину разрывали только раскаты грома да капли дождя. И хотя мы желали друг друга, все равно ждали – теперь не осталось места нетерпению и жадности. Время, казалось, остановилось.
Я подмела пол, вычистила сковороду и решилась вновь выйти на улицу, чтобы покормить лошадь. Лохмотья моего платья успели высохнуть, я сумела вытереться досуха.
Обнаженная, я пришла к нему, и, такой же обнаженный, он принял меня. Мы любили друг друга медленно, неспешно… нежно… словно во сне. Только с Люкасом я ничего не скрывала, не замыкалась и не чувствовала, что подвергаюсь унизительному насилию, отдаваясь до конца, целиком. Я хотела его, он хотел меня, и впервые в жизни я поняла, что это значит: потерять разум, раствориться в желании и насытить этот неутолимый голод.