Это — убийство
Шрифт:
— Входите, ребята.
Прибывшие стали по одному выходить на освещенную платформу. Когда прошел четвертый, служитель поставил следующим Морейна.
— Вы не имеете права так поступать со мной, — запротестовал тот, отказываясь выходить.
— Хватит разливаться тут соловьем, — сухо порекомендовал ему служитель. — Если в голове хоть что-то есть, все будет нормально, иначе пожалеете.
Морейн покачал головой и прошел на возвышение. Рядом с ним встали еще семь человек. Дверь закрылась. Кто-то закричал:
— Готово, Барни!
Морейн бросил косой взгляд на занавес из тончайшего шелка. Прямо в лицо нещадно светили лампы, и он увидел перед
Было слышно, как в зале открылась и закрылась дверь. Тут же голос Барни Мордена подал команду:
— Каждому говорить: “На угол Шестой авеню и Мэплхерста, да с ветерком!” После этих слов развернуться лицом к занавесу.
Первый в колонне повернулся к свету и голосом слуги, повторяющего приказ хозяина, произнес: “На угол Шестой авеню и Мэплхерста, да с ветерком”.
— Эй, говорить эту фразу с выражением! — рыкнул Барни Морден. — Вот так надо: “На угол Шестой авеню и Мэплхерста, да с ветерком!”
Человек вздохнул и замялся.
— Меня что, не слышно? — заорал Морден.
— На угол Шестой авеню и Мэплхерста, да с ветерком!
— Вот это уже лучше, — произнес Барни Морден. — Следующий!
Все проходившие механически повторяли эту фразу, как какой-нибудь припев. Морейн тем временем изучал их манеру говорить. Когда очередь дошла до него, он постарался сымитировать эти лишенные эмоциональной окраски голоса людей, абсолютно безразличных к содержанию фразы и ограничивающихся бездумным выполнением обязательного для них распоряжения.
— На угол Шестой авеню и Мэплхерста, да с ветерком!
Он произнес эту фразу быстро и без какой-либо личностной окраски.
Так продолжалось до последнего в строю человека. После этого раздался голос Барни Мордена:
— Вы узнаете кого-нибудь из этих лиц?
С той стороны занавеса послышался странно возбужденный возглас:
— Еще бы не узнать! Этот тип, пятый с конца, тот, что в ярко-красном галстуке. Он изменил манеру говорить, но я все равно его признал.
Рывком распахнули дверь:
— Выходи, ребята.
Участники опознания один за другим стали покидать платформу. Когда очередь дошла до Морейна, полицейский в штатском взял его под руку.
— Пройдемте сюда, — пригласил он и провел его снова в зал, где Морейн побывал раньше. Там его поджидали Морден и Торн.
— Вы слышали, что сказал водитель такси? — обратился к нему Барни Морден.
Морейн пожал плечами.
— А был ли это на самом деле таксист? — усомнился он. — Или же тут подсуетился один из ваших людей, который согласился участвовать в этом фарсе, призванном меня запугать?
Морден густо покраснел.
— Ведь я, — пояснил Морейн, — столько раз играл с вами в покер, Барни, что мне всегда доставляет удовольствие знать ваши карты, прежде чем признать себя побежденным.
Барни Морден стиснул зубы. Он сжал кулаки и натужно дышал.
— Эй, Сэм, — прохрипел он. — Я лоялен с вами. Этот тип действительно таксист, и нет никаких сомнений, что именно вы сели в его такси и попросили прокатить вас “с ветерком” на угол Шестой авеню и Мэплхерста. А теперь скажите, что вы там делали?
Сэм Морейн огляделся и разочарованно произнес:
— Какая досада, что здесь нет телефона. Мне нужно связаться с адвокатом.
Морден окончательно потерял самообладание. Он подскочил к Морейну, уставился на него в упор и прошипел сквозь зубы:
— Я сам сейчас расскажу, как было дело. Вы встречались со своей
Барни Морден замолчал. Он отдувался, как после забега.
Морейн демонстративно зевнул.
— Дай-ка я попробую, Барни, — вмешался Карл Торн.
Морден отстранился, и Торн так пододвинул свое кресло к сидевшему Морейну, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.
— Выслушайте меня, Морейн, — вкрадчиво и в спокойной манере обратился он к нему. — Может быть, мы договоримся. Поскольку речь идет о преступлении, то вопрос стоит серьезно. Но существуют различные пути его решения. Вы, как и я, друг Фила Дункана. То же самое можно сказать и о Барни Мордене. И все это так и останется, если вы проявите благоразумие. По правде говоря, никто ведь не знает, что произошло в доме Диксона, за исключением его самого и Натали Раис. Но Диксон мертв. Посему если мы договоримся, то Натали Раис может подать все случившееся так, как ей заблагорассудится, не боясь, что кто-то опровергнет ее слова. Диксон был человеком бесчестным. Возможно, он посягнул на ее честь, и девушка застрелила его в целях законной самообороны. Вы меня, надеюсь, понимаете?
Морейн продолжал смотреть на Торна с выражением человека, терпеливо ожидающего дальнейшего развития событий.
— Когда вы прибыли в дом, — излагал свою версию Торн, — то, несомненно, осмотрели кабинет, где лежал мертвый Диксон, с целью определить линию вашего дальнейшего поведения. При этом вы натолкнулись на ряд документов. Не исключено, что они были тщательно подобраны и лежали в портфеле или в какой-нибудь коробке. Так вот, Диксон их подготовил для того, чтобы представить сегодня на заседании Большого жюри, где он должен был выступать в качестве свидетеля. Он их собирал много месяцев кряду с помощью группы детективов. Часть из них была похищена у меня. Диксон также подкупил Энн Хартвелл, которая выполняла для меня отдельные конфиденциального характера поручения. Вполне вероятно, что среди упомянутых документов фигурируют и ее стенографические блокноты с расшифровкой сделанных записей.
Морейн слушал Торна с невозмутимым видом. Торн начинал волноваться, но старался сохранить спокойствие:
— Обнаружив эти материалы, вы, как умный человек, тотчас же сообразили, что спасение Натали Раис напрямую зависит от них. И вы не ошиблись. Эти бумаги представляют для меня очень большой интерес. Если мне их передадут, то мы забудем, что вы и Натали Раис побывали в этом доме. Мы договоримся с таксистом, чтобы он вообще не вспоминал больше о том, что видел вас вчера вечером, а газеты изобразят все это дело как не поддающееся разгадке. Если же произойдут какие-то осложнения и эту историю не удастся замять, то окружной прокурор заслушает показания Натали Раис и независимо от чего бы то ни было ими удовлетворится.