Это всегда был ты…
Шрифт:
Это правда, что она не в его вкусе, — это легко понять, достаточно лишь мельком взглянуть на одну из его женщин. Холодная, с врожденной элегантностью, чувствующая себя абсолютно легко и непринужденно среди равных себе. Миссис Ренье красива, разве что чуть старше, чем Кейт подумалось. Она старше. Опытнее. Менее наивная.
При мысли о своей неискушенной реакции на его ласки к глазам подступили слезы. Пыл и рвение не заменят подлинного искусства в любви.
Так что его в ней привлекло? Единственное объяснение, которое
Но она и вправду думала, что спасает его, избавляет от унылого существования. Оказывается, она чуть не спасла мужчину от гарема. Они бы поженились, она бы бросила все, чтобы стать его женой, а потом бы беспомощно наблюдала, как он отдаляется от нее, ищет общества других женщин.
Это откровение о его истинной природе — благо, твердила она себе. Открывшаяся ей правда поможет ей не впасть в пучину бесконечных, неизмеримых страданий. Эта сокрушительная боль лучше, чем вечные муки вновь оказаться связанной с мужчиной, который тебя не любит и проводит ночи где угодно, только не с тобой.
Это спасение. У нее по-прежнему есть все то, что было несколько месяцев назад. Она так близко подошла к тому, чтобы отказаться от всего ради него, но не успела шагнуть с этого обрыва. Ничего не изменилось.
Что-то безумное билось внутри ее, крича, что она лжет, что все не так. Она безжалостно задушила это нечто и поднялась на ноги. Пора покинуть этот дом.
Он знал, кто дожидается в гостиной. Дворецкий шепнул ему на ухо: «Миссис Ренье» — тоном, в котором слышалась тревога одновременно с упреком.
Поэтому он ждал, что увидит Беатрис Ренье, когда входил в гостиную, но при виде ее нож страха все равно вонзился ему в сердце.
— Что, черт побери, ты делаешь в моем доме? — прорычал он, как будто была какая-то тайна в отношении того, почему Кейт убежала наверх бледная как полотно.
— Как ты посмел? — прошипела она, и красивые черты исказила безобразная гримаса злости.
— О чем ты?
Он взглянул через плечо, всем своим существом стремясь поскорее добраться до Кейт.
Беатрис схватила его за подбородок и повернула лицом к себе.
Он дернул головой, освобождаясь из ее цепких пальцев.
— Что ты ей сказала? — грозно вопросил он.
Она скрестила руки и самодовольно усмехнулась:
— Я ждала тебя, идиотка несчастная. Одевалась с таким тщанием, представляя, что может тебе понравиться. Велела кухарке приготовить твои любимые блюда. И прождала напрасно несколько часов кряду, как какая-нибудь содержанка, лишившаяся твоей благосклонности!
— Какого дьявола, что ты несешь? — прорычал Эйдан.
Ее презрительная усмешка дрогнула.
— Ты не помнишь.
— Да чего, черт побери? О чем ты говоришь?
Плечи
— Ты прислал записку, что придешь ко мне, а теперь не можешь вспомнить.
Проклятие. Теперь он вспомнил. Как раз перед тем, как поехать за часами Кейт, он обещал миссис Ренье, что придет на обед. И не только.
— Сожалею, — буркнул он. — Но ты отреагировала слишком бурно. Что ты сказала?
— Слишком бурно? — Она откинула назад голову и рассмеялась. — Я отреагировала именно так, как ты обращался со мной. Как шлюха, которую ты и в грош не ставишь. На которую тебе наплевать. Догадываюсь, что с любой из нас ты обращаешься ничуть не лучше, чем со всеми остальными.
— Убирайся из моего дома, — прорычал он. — Возвращайся к своему мужу.
— Ха! — бросила она и прошла мимо, опуская вуаль на лицо. — Мне нравится, как ты это говоришь, как будто ты лучше меня. Ты был ничем не лучше меня, когда мы распутничали под его крышей прямо на обеденном столе. Единственное различие между нами в том, что мне есть к кому идти домой, а тебе — нет. — Она остановилась в дверном проеме и обернулась. — И уж точно не к ней.
Он похолодел.
— Что ты ей сказала? — снова спросил он.
— Я сказала ей правду.
Он стоял перед ее дверью бесконечно долго. Пятьдесят ударов сердца. Сто.
Он ждал, когда полегчает, убеждал себя, что все не так плохо. Беатрис — это только одна женщина, в конце концов. Кейт должна понимать, что он не жил монахом. Но выражение ее лица, когда она проходила мимо него…
Нет. Все не так плохо. Не может быть плохо. Он постучал в дверь и подождал. Когда она не ответила, постучал еще раз, потом приоткрыл дверь.
— Кейт? — Не получив ответа, он открыл дверь пошире. — Где ты?
— Я здесь.
Она поднялась с колен перед кроватью.
— Я ужасно сожалею…
Она смотрела на него как-то странно, ничего не говоря, красивая, как всегда, только очень бледная, очень скованная. Он шагнул в комнату и когда приблизился, то увидел, почему она была на коленях. Рядом с кроватью стоял ее саквояж. Он был открыт, и внутри виднелось нарядное синее платье.
— Что это значит? — спросил он сквозь спазм в горле.
Кейт скрестила руки, не глядя на него.
— Я бы хотела уехать домой, и как можно скорее. Точнее, сегодня.
Спазм душил его, сжимая горло болезненной хваткой. Напряжение росло, сдавливая грудь. Борясь с ним, Эйдан открыл рот и сделал глубокий вдох.
— Ты не сделаешь этого.
Ее глаза встретились с его глазами, полными мрачной ярости, потом она поспешно отвела взгляд.
— Кажется, так будет лучше.
— Послушай, я не думал, что эта дама явится сюда. Я не видел ее много месяцев. Клянусь тебе.
Голос его звучал как будто издалека, заглушаемый громким шумом крови в ушах.
— Дело не в этом.