Этот бессмертный (сборник)
Шрифт:
А затем ты вернешься.
– Надеюсь, что так, – кивнул я, – если не потребуется больше времени.
До сих пор я не знаю, где буду.
– Кто этот Коурт Миштиго?
– Актер с Веги, журналист. Важная персона. Хочет написать о том, что осталось на Земле. Поэтому-то я и должен быть его гидом. Я! Лично! Черт возьми!
– А разве можно жаловаться на перегрузку в работе после десятимесячного отпуска и праздного плавания из одной местности в другую?
– Да, я имею право жаловаться – и буду! Предполагалось, что эта
– Почему?
– Главным образом потому, что я сам все обставил подобным образом.
Двадцать лет я тяжело трудился над тем, чтобы музеи, памятники и Архив были такими, какими являются теперь. Десять лет назад я все устроил так, что мой персонал сам по себе может справиться с чем угодно. Мне же остается только время от времени возвращаться, чтобы подписывать бумаги, в паузах занимаясь тем, чем мне самому заблагорассудится. Чертовы подхалимы – заставить самого управляющего сопровождать писаку с Веги, хотя это мог бы с успехом сделать кто угодно из персонала! Ведь обитатели с Веги вовсе не боги!
– Пожалуйста, погоди минутку, – перебила меня Кассандра. – Что за двадцать лет?
Я почувствовал, что тону.
– Тебе же нет и тридцати лет, – продолжала она.
Я опустился еще глубже. Затем немного выждал и стал подниматься наверх.
– Э-э… Есть кое-что, о чем я никогда прежде не говорил тебе… Сам не знаю, почему… А сколько тебе лет, Кассандра?
– Двадцать.
– Хо-хо. Что ж… я почти в четыре раза старше тебя.
– Что-то я не понимаю…
– Я и сам не понимаю… так же, как и врачи. Я как будто остановился где-то в возрасте от двадцати до тридцати лет и таким остаюсь до сих пор.
Мне кажется, что это нечто вроде… неизвестной и только мне свойственной мутации. Да разве все это имеет какое-нибудь значение?
– Не знаю… А впрочем, да.
– Тебя не волнует ни то, что я хромаю, ни моя избыточная волосатость, ни даже мое лицо. Почему же тебя беспокоит мой возраст? Я молод во всех отношениях!
– Это далеко не одно и то же по сравнению со всем остальным, сказала она, не допускающим возражения тоном. – А что, если ты никогда не состаришься?
Я закусил губу.
– Обязательно состарюсь! Рано или поздно, но это все же произойдет!
– А если это будет слишком поздно? Я ведь люблю тебя и не хочу состариться раньше!
– Ты проживешь сто – сто пятьдесят лет. Пройдешь специальный курс омоложения. Это от тебя никуда не уйдет.
– Но я все равно не буду такой молодой, как ты!
– И вовсе я не молодой. Я родился стариком.
Это не подействовало. Она расплакалась.
– У нас впереди еще долгие и долгие годы, – старался утешить ее я. Кто знает, что может случиться за это время?!
От этих слов она расплакалась еще больше.
Я всегда был импульсивным. Голова у меня работает, как правило, весьма неплохо, но обычно я сначала действую, а потом обдумываю, что сказать. Вот и на
Именно это явилось одной из причин, почему я выбрал компетентный персонал, обзавелся хорошей радиосвязью и стараюсь большую часть времени проводить на воле. Впрочем, некоторые обязанности нельзя никому перепоручить. Поэтому я сказал:
– Смотри. В какой-то степени радиация коснулась и тебя тоже. Целых сорок лет я не мог понять, что я вовсе не сорокалетний. Возможно, нечто подобное произойдет и с тобой.
– Тебе что, известны другие случаи, подобные твоему?
– Ну…
– Неизвестны?
Помню, что тогда мне больше всего хотелось оказаться на борту своего судна. Не нынешнего – огромного великолепного корабля, – а в своей старой лоханке под названием «Золотой Идол». Причем где-нибудь подальше отсюда… ну хотя бы в гавани. Чтобы снова стоять на мостике и опять увидеть Кассандру во всем ее великолепии. Хотелось начать все с самого начала – и либо сказать ей обо всем прямо еще тогда, либо даже рта не раскрывать о своем возрасте.
Это была прекрасная мечта, но, черт возьми, медовый месяц уже заканчивался.
Я молчал, пока она не перестала плакать.
– Так что же? – спросил я в конце концов.
– Все хорошо, не обращай внимания…
Я взял ее за руку и прижал ее пальцы к своим губам.
– Может быть, это все же неплохая мысль, – сказала она, – что ты должен уехать на некоторое время.
Холодный бриз снова обдал нас ледяной влагой, заставив съежиться.
Руки слегка задрожали. Бриз стряхнул листья с деревьев, закруживших над нашими головами.
– Не преувеличил ли ты свой возраст? – спросила она. – Ну хоть чуть-чуть?
Судя по ее тону, сейчас самым умным было согласиться с ней.
– Да, – я старался, чтобы голос мой звучал как можно более убежденно.
Она улыбнулась мне в ответ, как бы благодаря за это признание.
Вот так мы и сидели, держась за руки и наблюдая за тем, как разворачивается утро. Через некоторое время она начала напевать, почти не открывая рта. Это была печальная песня, насчитывавшая много сотен лет.
Баллада о молодом борце по имени Фамоклос, которого никто не мог победить.
Постепенно тот стал считать себя величайшим из всех живущих тогда борцов.
Он бросил вызов, взобравшись на вершину горы. Поскольку обитель богов была неподалеку, они не заставили себя ждать. Уже на следующий день появился мальчик-калека, верхом на огромном, дикого вида псе. Они боролись три дня и три ночи, Фамоклос и мальчик. А на четвертый день мальчик сломал спину гордецу. Там, где появилась кровь не знавшего поражения богатыря, вырос цветок без корней, с лопатовидными листьями, который стал ползать по ночам в поисках утраченного духа павшего человека. Но дух Фамоклоса покинул Землю, и поэтому эти цветы обречены вечно ползать и искать.