Этот большой мир
Шрифт:
Я ещё раз потрепал собаку по загривку, словно желая убедиться в её реальности, и встал. Никогда мне ещё не было так сложно решиться на то, чтобы просто взять и подняться со скамейки. Однако же – стою, и не просто стою, а прислушиваюсь к внутреннему состоянию организма. Впечатления, надо сказать, самые благоприятные, особенно на фоне того полу-болезненного состояния, к которому я начал привыкать за крайние три-четыре не слишком-то благополучных года. Возраст, будь он неладен – зато теперь я чувствую себя, как космонавт перед стартом и готов хоть весь оставшийся световой день бегать в Бритькой наперегонки по просторным лужайкам дворцовского парка, невзирая на неопрятные, опадающие апрельские сугробы.
Нет, бегать мы сейчас не будем, хотя собака и заскакала вокруг, словно
Однако – вот он, факт, хвостатый и ушастый. Радостно прыгает вокруг, ничуть не сомневаясь в том, что я – это я…
Я огляделся – аллея по-прежнему пуста, только маячат около входа во Дворец две фигурки. Собрал с асфальта рассыпанную мелочь, всю, до последней монетки, которую пришлось выковыривать из глубокой трещины. Взгляд на часы – так, семнадцать-двадцать, скоро уже появятся кружковцы и… Нет, к этой встрече я сейчас не готов, да и с собакой во Дворец не пустят – а потому сегодняшнее занятие кружка юных космонавтов состоится без моего участия. Я свернул от здания влево, туда, где к лежащему в низинке большому пруду спускаются с горки две широкие лестницы, окаймляющие огромный, выложенный цветными камнями контур пятиконечной звезды. Свистнул Бритьке, что-то обнюхивающей на газоне, и торопливо сбежал по ступенькам вниз. Кое-кто из наших кружковцев приходят не от эскалаторной галереи, а появляются с противоположной стороны, от остановки троллейбуса, идущего по Проспекту Вернадского – а мне сейчас вовсе не нужны встречи, неважно, случайные или нет.
Ох, думается, это лишь самая незначительная из нарисовавшихся у меня проблем…
Первая из проблем оказалась довольно мелкой, и, тем не менее, решать её требовалось – и срочно. Не успели мы удалиться от здания Дворца на достаточное расстояние, как нас окликнули весьма недоброжелательным тоном.
– Мальчик, это твоя собака?
Женщине было на вид лет около сорока— типичная даже не «училка», а «завучиха». Невысокая, плотненькая, невыразительное лицо с густыми бровями и бесцветными тонкими губами, так же русые жидкие волосы, собранные на затылке в пучок, дополняли очки в пластиковой оправе, такой же блёклой, как «деловой» костюм, состоящий из юбки и то ли жакета, то ли пиджака невнятно-бурого цвета. Ни дать ни взять – Людмила Прокофьевна из «Служебного романа», до того, как оный роман вошёл в фазу бурного развития. Пальто в клеточку с воротником из искусственного меха накинуто на плечи – женщина явно торопилась из одного корпуса дворца в другой. К гадалке не ходи, какая-нибудь педагог-методист, а то и просто административный работник среднего уровня. Спешащие в сторону главного корпуса стайки местной школоты (время, когда стартуют занятия большинства кружков и секций уже наступило) поглядывали на неё с опаской.
…школота, значит?.. Ты это брось, дядя, с интернет-сленгом надо завязывать, и чем скорее, тем лучше. Ровесники неспроста так косятся на «Людмилу Прокофьевну» – наверняка «завучиха» (а может, главный методист, кто их разберёт?) способна доставить немало неприятностей. А мне тут ещё жить и дальше посещать Дворец.
Я торопливо запахнул куртку – не хватало ещё, чтобы моя визави разглядела выдающую меня с головой униформу кружка юных космонавтов! – и отвечаю, стараясь, чтобы это звучало максимально почтительно:
– Да, моя. Но вы не думайте, она очень ласковая и детей любит!
В ответ раздаётся раздражённое фырканье. «Людмила Прокофьевна» поджимает губы, из-за чего они превращаются совсем уж в ниточку.
– Меня не интересует, ласковая или нет! На территории, примыкающей к детскому учреждению, выгул
– Говорю же, она добрая, порода такая… – делаю я безнадёжную попытку.
– Ещё и грубишь старшим? – очки ходят ходуном на остреньком носу. От злости, что ли? – Мне что, милицию вызвать, чтобы объяснили тебе правила выгула собак?
Язык чесался ответить: что в примыкающем к дворцу парке жители окрестных домов спокон веку выгуливали своих четверолапых питомцев, тут даже собачья площадка имеется, с горками, барьерами и прочими брёвнами. Но я вовремя сообразил, что относится это к куда более поздним временам, когда порядка стало не в пример меньше. Или… не относится? В любом случае, спорить сейчас не время, «завучиха» настроена серьёзно, а на звуки её голоса (весьма противного и пронзительного) уже торопится от главного корпуса ещё одна представительница педагогического сообщества.
– Извините, тётенька, больше не повторится! – бодро отчеканиваю я, с удовольствием видя, как краснеет от негодования её лицо при слове «тётенька». Хватаю Бритьку за ошейник и чуть ли не бегом направляюсь к дальней ограде парка, что тянется вдоль улицы Анучина. Или, здесь она всё ещё именуется «Проектируемый проезд номер сколько-то-там»? Да какая, в сущности, разница…
«Людмила Прокофьевна» оказалась права: табличка с перечёркнутым силуэтом собаки и грозным «Выгул собак запрещён!» я обнаружил прямо возле калитки. И, кстати, проблема поводка тоже не была праздной: пойдём мы домой пешком, или поедем на троллейбусе – так или иначе, он понадобится. Мой-то остался в двадцать первом веке, а волочь ни в чём не повинного зверя всю дорогу за ошейник – удовольствие ещё то, причём для нас обоих. Поэтому я сначала ощупал пояс и, убедившись, что ремня в брюках нет, разжал, пыхтя от усилий, металлическое кольцо, которым крепился к сумке ремешок, снял и пропустил его в ошейник. Не бог весть, как удобно, да и сумку придётся тащить, прижимая к боку локтем – но это ничего, это можно пережить. Вот бы и всё прочее разрешилось с такой же лёгкостью…
Покинув территорию «дворцовского» парка, мы быстрым шагом пересекли Университетский проспект – по пешеходной зебре, а как же, ПДД надо соблюдать даже попаданцам… На ходу я озирался по сторонам- вроде, и дома знакомые, и улица та же, а нет, не то. Прежде всего, разрослись деревья, насаженные на месте тех, что были вырублены подчистую во время масштабного строительства начала шестидесятых. В моё время вдоль улицы высились липы, а во дворах стояли плечом к плечу, как солдаты на карауле тополя, каждое лето изводящие обитателей метелями, буранами, снегопадами пуха. А сейчас – торчат какие-то прутики, почерневшие, по случаю наступающей весны, и ничего, кроме жалости, не вызывающие…
На самом бульваре, протянувшемся вдоль Университетского проспекта, с растительностью было получше, и даже угадывались следы благоустройства в виде размеченных газонов, асфальтированных дорожек со скамейками. На одну из них я и уселся. Нет, ни о какой усталости речи не было – просто требовалось привести в порядок раздёрганные мысли, и бульвар, где в это время почти не было ни мамочек с колясками, ни собачников, ни прочей праздношатающейся публики вполне для этой цели подходил, как нельзя лучше. Мелькали изредка группки школьников – уроки уже закончились даже в старших классах, и теперь мои ровесники с упоением предавались отдыху. Им-то хорошо, с неожиданной завистью подумал я, а у меня впереди ворох нерешённых вопросов помудрёнее задачек по алгебре с геометрией, или упражнений по русскому языку. Скажем: как объяснить родителям появление в доме этого ушастого счастья, да так, чтобы вернувшись назавтра из школы, не узнать, что собаку отдали кому-нибудь из знакомых. Вот она, сидит рядом и преданно на меня взирает. Надо полагать – имея в виду шоколадную конфету в кармане куртки. Ну держи половинку, разделим по-братски! Конечно, сладости собакам не слишком полезны, но по такому случаю можно сделать исключение…