Этот дурак

Мелевич Яна

Иван Федорович запрокидывает голову, расхохотавшись громко. Где-то за стенкой прекратила шуршать Варенька, по скрипу половиц слышно, как подкралась к двери. Эх, по носу бы ей сейчас.

— Разве не прелесть? — скалится ректор, хлопая по столу. — Решено, на следующей неделе у бабушки Яна юбилей, приходите вместе! Кстати, зови меня дядя Ваня. Наедине, разумеется, — добавляет, пока грудь от важности надуваю. Щедрость какая, ректора университета дядей звать.

Слышите стук? Это челюсть моя нижняя второй раз под стол закатилась, а демон рядом дернулся,

конфеткой подавившись. Пришлось по спине хлопать, дабы дай Бог раньше времени обратно в родной девятый круг не попал.

— Папа, ты сбрендил? Какой к чертям юбилей?! — зарычал, отодвигаясь от меня. Что сильно хлопала? Ну, прости, ты умирал.

— Бабули, — невозмутимо ответил Иван Федорович, потирая подбородок, — Зоя Семеновна будет рада. А не придешь, она тебя в огороде закопает. И меня заодно, что внучка любимого не привез.

В этой семье адекватные женщины водятся или только нам с дядечкой Ваней так не повезло? Эй, сатанище, давай, скажи свое веское мужское слово!

— Не хочу я на юбилей, — ворчит, куксится. Резче, где рога? Где хвост с виллами? Я не готова умереть ради твоего прикрытия.

— Вы знаете, я, наверное, не смогу, — бормочу, пытаясь спасти ситуацию. Заодно себя. — К маменьке съездить надо, опять же учеба.

— Ерунда! — отмахивается дядя Ваня, — Яша тебе поможет. Ему все равно стоит чаще на занятиях появляться, — снова строгое лицо. В этот раз конечно по-настоящему. Хочешь, не хочешь, а сахарный демон вынужденно застонал, словно смиряясь со своей участью. Господи, во что я вляпалась?

Делаю последнюю попытку спастись, выдыхая:

— Может не надо?

— Надо, — кивает Иван Федорович. Поворачиваюсь к Яну, сверля взором. Если сейчас не скажет слова против — сдам его отцу. Мол, мы никакая не пара, обманывает он вас, благороднейшего человека. На чувствах отцовских играет.

— Ладно, пап, — отвечает. Открываю рот, а меня за шею резко хватают, притягивая ближе, едва не перевернув стул, шипя в ухо, обжигая дыханием. Вот гад, сбил весь настрой.

— Дернешься — убью.

Не знаю, наверное, со стороны, это словно ласковое шептание, может поцелуй, а меня передернуло. Да только не от страха, а от прикосновения. Словно током пробило, по телу приятное тепло разлилось. Размякла вся, тая прямо на месте. Что за ерунда, Злата, прекрати, фу!

У него туалетная вода с феромонами что ли?

Затем подскакивает, хватая меня за руку. Иван Федорович сказать ничего не успел, бросая на ходу, на буксире таща мое бренное тельце.

— Мы пошли.

— Ян, не забудь про учебу, — крикнул нам вслед ректор, добавляя. — Златочка было приятно познакомиться. Растопи сердечко сына моего!

А? Что? Какое сердечко? У чудовища сердце есть?

Вылетели из приемной, так что Вареньку едва не убили дверьми. Лишь в коридоре подальше от злосчастного места обитания главы университета только тогда его величество соизволил убрать ласту от моей конечности, брезгливо обтирая ее о свою куртку.

— На людях ко мне не приближаться, бамбуковый медведь, — тут же озвучил

условия. Изумленно глазами хлопаю, силясь понять. Он дурак или у меня лыжи не едут? Смотрю, думаю все же дурак. Или муд…муд… ну, вы поняли.

— Не могу не приближаться, мы же пара, — возмущаюсь. Нет, вы посмотрите какая цаца. Не подходи, сюда иди. Определись уже!

— Завтра возле библиотеки в 14:00. Опоздаешь — прикончу, — снова игнорирует меня, оглядывая пустое помещение, поворачиваясь ко мне всем корпусом.

— Обязательно вечно угрожать? Яш-ка, — усмехаюсь, правда тут же отодвигаюсь, потому рогатая тень мелькает за спиной.

— Еще раз меня так назовешь, точно частью плинтусов станешь, — рычит Ян. Недовольно глядя на время. — Не вздумай завтра опоздать. Отец попросил присмотреть за тобой на парах, так что с этого дня сидишь со мной. — Опять зыркнул, для верности еще кулаком погрозив. Нет, серьезно, кажется либо у меня чувство страха атрофировалось, либо после кабинета ректора со мной коллапс какой случился. Угрозы страшные, лицо такое, будто сейчас правда меня лопатой детской совковой забьет насмерть. Но не страшно, совсем. В какой-то момент подумалось, что это у Кришевского просто манера общения такая, возможно механизм защиты. Уж не знаю.

Или это я себя убеждаю.

А насчет «присмотреть» обидно, мне ж не пять лет

— Не маленькая, нечего за мной хвостиком ходить, — огрызаюсь в ответ. Ян молчит, меня пристально разглядывает с ног до головы, даже как-то неуютно стало. Волосы торчат? Может на одежде что? На всякий случай лицо дружелюбнее делаю, улыбаясь во все 32 зуба, как в рекламе зубной пасты.

— Слышь, метр в прыжке от ядра земли. У тебя мозг такой крошечный сам по себе или в виду низкорослости не достиг нужного размера? — интересуется, ногти свои разглядывая. Улыбка резко сползает с лица.

Нет, вот что за муд… дурак, а?

— Мой рост — средний по всем правилам. 165 сантиметров, — рычу, забывая о всяком самосохранении. — Еще слово, покажу тебе стиль панды: залезу, и побеги твои сожру, эвкалипт ты переросший!

В стойку боевую встала, перед собой подняв руки. Брови насупила, губы поджала. Стою, жду. Он молчит, я молчу, за окном ворона каркает, в коридоре тишина.

— Эвкалипт коалы едят, бестолочь, — делает замечание Кришевский, иронично брови приподняв. Фыркаю, невозмутимо одергивая рубашку, приглаживая. Будто не я сейчас себя идиоткой выставила, а другая какая-то Злата.

— Не важно, — перевожу тему, вскидывая подбородок по-королевски. — Короче, не надо меня нянчить. Без тебя справлюсь с химией.

— И физикой? — очередной язвительный выпад.

Вот при упоминании физики плечи прямо опускаются.

— И ею, — я все еще гордая. Меня не сломить.

— В чем же заключается процесс Бетло-Томсена? — как-то больно слащаво произносит, улыбаясь хищно. Дергаюсь, в панике сглатывая, перебирая в голове знания. Будто назло мозг отказывается вспоминать хоть что-то полезное, кроме мелодии из Крестного отца. Да что ж такое!