Этот свет
Шрифт:
– Бежим, – сдавленно выкрикнула Вика. Очевидно, увиденное донельзя испугало ее, и когда Ален повернулся к ней, она уже мчалась куда-то вправо и вниз так резво, будто не ее только что потрепали в жестокой схватке. Ален кинулся вслед за ней, с ужасом слыша за спиной приближающийся шелест крыльев; в следующую секунду лопатки обжег иззубренный кончик хлыста. Рубашка с хрустом порвалась, затрепыхавшись рассеченными краями. Ален споткнулся и покатился по скамье, сбивая невинных сограждан, однако ему удалось подняться и проскочить скопление тянущихся к нему крючковатых рук. Вика уже почти достигла выхода из амфитеатра.
Новый
…Непонятная, пугающая реальность наложилась на зрение Берга, вытеснив собой все: он вдруг увидел потный, блестящий бок лошади, все еще по инерции бьющей копытами пыльную землю с высохшими кустиками трав и узкую петлю поводьев, тенью стрижа в океане сини порхающую над ним. Резко ныл ушибленный локоть, снизу давили кочки, и громкий испуганный голос приближался к нему – он одновременно и кричал на зверя, сбросившего Алена с себя, и успокаивал мальчика. “Больно?” – проговорили бледные губы в рамке желтоватых волос, жесткая ладонь протиснулась в ложбину между кочками, и небо стало ближе, выдавив за границы своей глубины оскаленную морду животного, но приняв в себя потный рыжий воротник потрескавшейся куртки большого и знакомо пахнущего человека. Мир был огромен и чужд, и Ален знал, что он – лишь мельчайшая, растерянная частица плоти…
Лицо его окатила волна прохладного воздуха, смыв с глаз видение, обзор закрыла черная громадная тень от крыльев. Он схватил пальцами тонкий хлыст, словно удавкой сжавший его шею, но ослабить захват не смог – хрипя, он чувствовал, как сильные руки летуна все туже затягивают петлю.
– Кто мне попался, – услышал Берг протяжные, холодные словно кладбищенская земля слова. Он покосился влево и наткнулся на хищно перекошенное лицо Макса. Тот медленно склонился над Аленом, широко раскрыв рот с длинными рядами потертых, выщербленных зубов серовато-желтого цвета – кажется, он вознамерился отгрызть у врага часть его тела.
– Макс! – резко крикнул кто-то в закрытом крыльями небе, и черный летун нехотя ослабил захват и выпрямился. Его челюсти с треском захлопнулись, сквозь полуоткрытые губы на лицо Берга высыпалось несколько мелких осколков треснувшего зуба. – Минута на сбор!
Злобно скривившись, враг оторвался от земли, до последней возможности следя за распростертым на скамье Аленом. Длинный конец хлыста волочился по телам зрителей, но никто и не подумал шутя подергать за него. Вскоре вереница летунов скрылась за воротами – там же, откуда они и появились получасом раньше.
Берг перевернулся на живот и вытянул руки, отрывая отяжелевшее тело от заплеванного каменного ложа, где он оказался, сползя со скамьи. Зрители сдержанно гудели, некоторые провожали Алена равнодушными взглядами, пока он пробирался вслед за пропавшей подругой. Перед глазами у него все еще кружился осколок неба между сложенными крыльями Макса, острыми суставами проткнувшими синеву. Вся его удаль и бездумная смелость, родившаяся в нем после уличной драки над Бранчиком, вдруг развеялись в нем почти без следа, оставив лишь ощущение беспомощной
“Я еще совсем ребенок”, – потрясенно размышлял он, проталкиваясь через отдыхающих в перерыве граждан.
Никакого желания сидеть на трибуне без Вики и ожидать следующей группы летунов у Берга не было; он вошел под своды тоннеля, который должен был вывести его за пределы амфитеатра. Этот проход был несколько уже, чем тот, через который он проник на арену. Позволив толпе нести его наружу, Берг, скорбно понурясь, предавался печали по поводу своей слабости и невозможности взлететь и на равных схватиться с врагом.
– Вот он! – вскричал кто-то поблизости, едва Ален очутился на улице. Он вздрогнул, но знакомый тембр голоса удержал его на месте. В нескольких метрах от зева амфитеатра, продолжавшего всасывать и выплевывать граждан, стояли Мари и Авраам, и последний уже протягивал руку, чтобы выдернуть молодого родича из людского потока. Подмышкой он держал небольшой сверток, прижимая его к себе с такой силой, что прохожие даже не пытались вырвать его.
На Мари была черная кожаная кепочка, изящно развернутая козырьком к затылку. Над ее шейным платком, чуть пониже мочки уха виднелся краешек лилового рубца.
Не сдержавшись, Берг прижался к плечу Авраама и всхлипнул.
– Что случилось, малыш? – спокойно спросила Мари. Он ощутил в своих волосах ее прохладные пальцы.
– Меня чуть не покусал летун, – сказал Ален, отстраняясь от родственника и вытирая рукавом противные ручейки слез, посолившие кончики губ. – Мы с Викой выручали ее черную кепку, но потеряли в драке, а Майкл остался на кладбище, Игорь сказал, что я – шпион Свена, потом прилетел Макс и сбил меня хлыстом, и я видел ужасное животное и какого-то громадного человека, но имени его не вспомнил. Но я знал, что у него есть имя! И что он привел меня в свой мир.
– Все хотят иметь такую кепку, – улыбнулась Мари. Авраам ласково похлопал Алена по плечу сказал, обращаясь к ней:
– Я пойду, сниму Сержа с поста. А то он уже, наверное, истомился у южного входа. Вы в Пепельный парк?
Мари кивнула и повлекла Алена прочь от скопления людей. Они свернули на боковую улочку, где дома жались вплотную друг к другу, закрывая весь светлый край небосклона и накидывая густую тень на камни мостовой. Удивительно, но во тьме и прохладе Бергу стало легче – наверное, он перестал бояться, что будут заметны его слабость и влажные потеки слез на щеках. Они уже, впрочем, подсохли.
В череде домов обнаружился просвет, Мари мягко подтолкнула его к нему и прошла следом. Светлые пятна высоких скульптур, выхваченные из тьмы стелющимися лучами солнца – здесь им дали волю – приковали внимание Берга, поразив его своими пропорциональными формами. Масса прекрасных, гармоничных людей, застывших каждый в своей естественной позе, серыми фигурками окружала островерхий домик без окон. Лишь одна маленькая дверь виднелась в его покатом боку, бурым прямоугольным пятном зияя в белой стене. Повинуясь жесту Мари, Берг сел рядом с ней на одну из гладких гранитных скамей, истертых миллионами посетителей – но сейчас в парке было совсем немноголюдно, лишь три глубоких старика прохаживались между статуй, подолгу застывая возле каждой и произнося губами неслышимые слова. Четвертый торопливо входил в часовню.