Этот Вильям!
Шрифт:
Он вошел в спальню. И сразу жизнь стала прекрасной и удивительной. Потому что на его кровати лежала замечательная новенькая каска.
«Птичник»
Идею подала, сама о том не подозревая, мама Генри.
— Мне кажется,
Она говорила об этом, не зная, что ее слушает Вильям, и не подозревая о последствиях. Ей и в голову не могло прийти, что он возьмет дело в свои руки.
— Мы должны заняться эвакуированными, — решительно сказал он в тот вечер друзьям. — Для них давно уже ничего не делали.
— А сколько всего было на Рождество! — сказал Джинджер.
— Да, только нам не разрешили помогать, — возразил Вильям. — Каждый раз одергивали, когда мы хотели, чтобы они как следует повеселились. Праздник — а никакого веселья.
Действительно, местные жители устроили для эвакуированных детей Рождество. Они очень постарались. Но только «разбойникам» удавалось внести какое-то оживление, устроить то, что они считали настоящим весельем, как организаторы обвиняли их в грубом поведении. Их с позором изгнали из Виллидж Холла в самом разгаре придуманной Вильямом игры, которая называлась «львы и тигры». Эвакуированные с азартом в нее включились, и в результате праздничная одежда, наспех сшитая для них добрыми, но не слишком умелыми местными женщинами, лопнула по швам.
— Говорят, шум был слышен на другом конце деревни, — строго выговаривала Вильяму миссис Браун, когда ей доложили о происшедшем.
— Ну так значит, было весело, — сказал Вильям. — Когда веселятся, всегда слышен шум на другом конце деревни.
— Я могу веселиться и без того, чтобы меня слышали на другом конце деревни, — сказала миссис Браун.
— Ну да, — согласился Вильям, — у тебя такое веселье, а у меня — совсем другое. И…
— Хватит, Вильям, — сказала миссис Браун.
Предложение Вильяма устроить для эвакуированных праздник самим, без взрослых, казалось «разбойникам» все более и более привлекательным.
— Мы будем играть во «львов и тигров», в немцев и англичан, в гангстеров и полицейских. Будем играть, сколько захотим, и накакие взрослые не будут нам мешать и все портить, и, бьюсь об заклад, этот праздник будет куда лучше того, который они устроили в Виллидж Холле…
В первую очередь надо было решить, где устроить праздник. Разумеется, лучше всего было бы в старом сарае, но в последнее время прохудившаяся крыша стала так сильно протекать, что друзья, несмотря на свой пылкий энтузиазм, от этого сарая отказались. Они перебрали несколько надворных построек, которые примыкали к их собственным домам, но оказалось, что ни одна из них не могла вместить такое большое количество народа, какое предполагалось.
— Бьюсь об заклад, они все захотят прийти, — горделиво сказал Вильям, — когда узнают, что мы опять собираемся играть во «львов и тигров». Они с ума посходили от этой игры. Один был в свитере, который связала старушенция Милтон, так под конец все петли спустились. Половина-то петель, конечно, спустилось, пока она еще вязала. Да они захотят собраться
Но оставался вопрос — где?
— Этот подполковник Гловер, который на аэродроме в Марли, у него большая конюшня позади дома, она пустая, — сказал Джинджер. — Может, попросим его?
— Он втюрился в Этель, да, Вильям? — сказал Генри. — Уговоришь ее попросить за нас?
Они с надеждой посмотрели на Вильяма, а тот принял вид человека, от которого зависит все дело. Вообще-то, его влияние как на Этель, так и на ее поклонника-подполковника было весьма незначительным. Кое-кто из ухажеров Этель пытался снискать ее расположение, оказывая внимание и ее младшему брату, но подполковник был не из их числа. Подполковник Гловер был высокий, худощавый, на вид какой-то томный, и с моноклем. Но, несмотря на томность и монокль, глупцом его нельзя было назвать, и он сразу же понял, что путь к сердцу Этель лежит не через Вильяма, и потому не тратил на него ни времени, ни денег. Он даже последовал ее примеру и Вильяма как будто не замечал. Это несколько обескураживало Вильяма (ведь ему частенько перепадало от ее ухажеров), но оптимизма он не терял.
— Ладно, — сказал он. — Я поговорю с ним. Думаю, он разрешит. Уверен, если я поговорю с ним, он нам разрешит…
Так случилось, что на пути к дому он наскочил на подполковника Гловера. После визита к Этель взор его был слегка затуманен, что сразу же прошло, едва перед ним возник Вильям. Развернувшись, Вильям пошел рядом с подполковником по направлению к аэродрому.
— Вы были у Этель? — начал он непринужденно.
— Да, — сказал полковник кратко.
— Она в вас здорово влюбилась, — сказал Вильям с присущим ему тактом. — Здорово влюбилась.
Его спутник молчал.
— Вы нравитесь ей больше, чем остальные, — продолжил Вильям и добавил, тогда как подполковник хранил молчание: — Гораздо больше.
Его спутник продолжал молчать.
— Других она не так любит, как вас, — заверил его Вильям. — Она часто рассказывает о своих встречах с вами и всякое такое.
Подполковник приладил свой монокль и нарушил молчание.
— Я тебя не задерживаю? — спросил он подчеркнуто вежливо.
— О нет, не беспокойтесь, — ответил Вильям. — До чая еще есть время. Пойду домой, как только закончится наш разговор.
— Тогда до свидания, — сказал подполковник. — Тебе надо успеть к чаю.
— О нет, я не спешу. Я сказал, что Этель в вас здорово влюбилась, да? Ну, — Вильям счел, что теперь почва достаточно подготовлена, и с присущей ему прямотой устремился к цели, — так вы позволите нам провести праздник в вашей конюшне?
— Разумеется, нет.
Отказ несколько ошеломил Вильяма, но сдаваться он не собирался.
— Это для эвакуированных, — начал объяснять он. — Это будет очень хороший праздник.
Подполковник молчал.
— Я как-то слышал, Этель говорила, что вы были бы красивым, если бы не ваш нос, — продолжил Вильям. — По крайней мере, я думаю, что это она о вас говорила… Или, может быть, если бы не ваш подбородок или эта стекляшка, которую вы прикладываете к глазу… — Он помолчал, надеясь на ответ, но, не получив его, продолжил: — Так вы пустите нас в конюшню? Мы там ничего не испортим.
— Разумеется, нет, — опять сказал подполковник. — До свидания.