Этот Вильям!

Кромптон Ричмал

— Давай в следующий раз наш военно-полевой суд приговорит Френчи к заключению в этой пещере, — сказал Вильям. — Бьюсь об заклад, оттуда ему нелегко спуститься вниз.

— Может быть, он в понедельник не будет таким въедливым, до посинения насобиравшись гусениц, — усмехнулся Джинджер.

Но в понедельник Френчи был еще более въедлив, чем обычно, и весь персонал еще более взвинчен, потому что мистер Джеймс Элойсиас Ворфилд все еще пребывал в школе, требуя постоянного к себе внимания, но так ничего и не решив

насчет спорткомплекса. Он даже более откровенно начал увиливать от этого, говорил, что слишком уж многие обращаются к нему за помощью, заблуждаясь насчет величины его богатства.

— Конечно, мне хотелось бы что-то сделать для школы, но я не так богат, как об этом распространяются. И кроме того, у меня уже много обязательств.

Информация обо всем этом просочилась и в ученическую среду. Пасмурный день, холодный моросящий дождь усугубляли и без того гнетущее настроение всей школы.

— Надо придумать что-нибудь такое, чтобы он подарил нам этот несчастный спорткомплекс и убрался домой, — сказал Вильям.

— Меня уже тошнит от его болтовни о крикете, — сказал Джинджер.

— Черт! Это мысль! — сказал Вильям.

— Какая?

— Крикет.

— Что крикет?

— Ну, он помешан на крикете. Прямая бита и всякое такое. О футболе он не говорит, все о крикете… Может, если он увидит, что мы играем в крикет, у него настроение улучшится, и он подарит нам этот паршивый спорткомплекс и уберется домой.

— Ты что, какой крикет! — изумился Джинджер. — Кто играет в крикет в октябре! Дождик зарядил, площадка раскисла.

Вильям отмел все возражения.

— В крикет можно играть в любое время, — безоговорочно сказал он. — Надо только воткнуть в землю воротца и кидать в них мяч. Пойдем за Генри и Дугласом.

На следующее утро мистер Джеймс Элойсиас Ворфилд, лениво глядя на учеников во время перемены через окошко в кабинете директора, был удивлен, когда четверо из них стали вколачивать крикетные воротца в насквозь промокшую землю, а затем начали игру, которую, по-видимому, следовало считать крикетом. Он решил разузнать, что все это значит, и подошел к игрокам. Перед воротцами застыл Джинджер, являя собой безупречную стойку с прямой битой. Вильям готовился подать мяч.

Полевые игроки Генри и Дуглас замерли в ожидании.

— Что это?.. — начал мистер Ворфилд.

Вильям послал мяч.

При этом он поскользнулся и упал лицом в грязь.

Мяч описал дугу и угодил мистеру Ворфилду прямо в лоб.

Мистер Ворфилд отшатнулся, поскользнулся и тоже упал лицом в грязь.

Мальчишки, стоявшие поблизости, прыснули.

Покраснев от злости, мистер Ворфилд схватил Вильяма за шиворот и потащил в кабинет директора.

— Этот мальчишка, — шипел он, брызгая слюной, — имел наглость кинуть в меня мячом. Он нарочно бросил в меня. Я требую, чтобы его немедленно и строго наказали.

Мистер Маркс взглянул на покрытую грязью физиономию Вильяма.

— Я не могу даже понять, кто это, — сказал он. — Вытри лицо, мальчик.

Вильям порылся в кармане.

Он знал, что где-то среди всякой всячины там должен быть носовой платок. Он нащупал его и вытянул. При этом содержимое кармана вывалилось на ковер, и среди прочего — измятая бумажка со словами: «Я, нижеподписавшийся…», и отчетливо была видна подпись: «Боров».

Взгляд мистера Ворфилда остановился на ней, и выражение его лица странным образом изменилось. Кровь отхлынула от щек, и они приобрели пепельный оттенок. Глаза выпучились на бумажку, наливаясь кровью.

— Подними этот мусор, — сказал мистер Маркс.

Вильям все поднял и неотрывно смотрел на мистера Ворфилда.

От напряженности момента черты лица мистера Ворфилда проявились резче — маленькие глазки, заостренные уши, похожий на рыло нос. Явственно проступил неровный шрам на лбу.

— Боров! — выпалил Вильям.

Мистер Маркс с изумлением посмотрел на Вильяма, потом с еще большим изумлением на мистера Ворфилда. Капли пота выступили на лбу мистера Ворфилда и заструились по лицу, мертвенно-бледные губы искривились в тошнотворной улыбке.

— Ладно, ладно! — сказал он. — Пожалуй, я слишком вспылил. Несомненно, слишком вспылил. Я вспыльчивый человек. Открытый, щедрый, смелый, но могу вспылить. — Он достал носовой платок и вытер пот со лба. — Я бы хотел поговорить с мальчиком наедине, директор.

Мистер Маркс пожал плечами и вышел.

Мистер Ворфилд повернулся к Вильяму. Лоб у него все еще блестел от пота, к губам все еще была приклеена противная улыбка.

— Где ты взял этот листок, мой мальчик? — спросил он. — Тот, что выпал у тебя из кармана.

— А, этот! — сказал Вильям. — Я нашел его в пещере в старом карьере.

Мистер Ворфилд издал похожий на ржание звук, что, очевидно, должно было означать смех.

— Помню, помню… Несколько ребят собирались там на заседания тайного общества. Сам я не был его членом, но слышал о нем. Я… э…

И вдруг Вильяма осенило. Эти непонятные каракули после клички Боров… Он вытащил из кармана бумажку и повнимательнее в них всмотрелся. Они оказались не такими уж неразборчивыми. Написано быстро и витиевато, но понять вполне можно: Джеймс Элойсиас Ворфилд.

— После «Боров» стоит ваше имя, — сказал он, — Джеймс Элойсиас Ворфилд.

Мистер Ворфилд сделал шаг по направлению к Вильяму.

Тот сделал шаг к двери и сунул бумажку обратно в карман.

Мистер Ворфилд стоял, соображая, что же предпринять.

Мальчишка, хоть и небольшого роста, выглядел крепким и шустрым. Он может увернуться за мебелью. Может выскочить в дверь. Тогда все выплывет наружу. Опять раздалось ржание.

— Да, да, — сказал мистер Ворфилд. — Вспомнил. У нас была такая игра. Мы все написали воображаемые признания. Как сейчас помню! В тот дождливый день… Забыл, что же я придумал тогда… Ну, ты же разумный мальчик. Давай заключим сделку. Эта бумажка тебе ни к чему, а мне она дорога — просто как воспоминание о детстве. Тебе-то она не нужна, так ведь?