Этот Вильям!
Шрифт:
Он сидел на полу. Около него лежала раскрытая книга «Чем можно заняться мальчику». Вокруг него валялись детали от мясорубки. Лицо его было напряженным и сосредоточенным. Когда вошла миссис Браун, он посмотрел на нее и сказал сокрушенно:
— Странная какая-то мясорубка. Не хватает частей. Она неправильно сделана…
— Знаешь ли ты, — медленно произнесла миссис Браун, — что мы уже полчаса как ищем эту мясорубку?
— Нет, — сказал он, нимало не обеспокоясь, — я не знаю. Я сказал бы тебе, что я ее ремонтирую, если бы ты сказала, что вы ищете ее. Она неисправная, —
— Ты ее одолжил? — спросила миссис Браун.
— Да. Ну, она у меня есть, так?
— Кто тебе ее одолжил?
— Никто мне не одолжил. Я одолжил ее. Я думал, тебе будет интересно увидеть семафор, сделанный из мясорубки.
Всем своим тоном он, казалось, выражал недоумение — как люди могут быть такими непонятливыми.
— А твоя мясорубка плохая. Детали неправильной формы. Я хотел подправить их молотком.
У миссис Браун не было сил продолжать эту дискуссию дальше.
— Отнеси все это на кухню, — сказала она.
На лестнице Вильям наткнулся на тетю Люси с томом проповедей.
— Конечно, читать — это не то, что слушать, Вильям, дорогой. Не то впечатление. Слово написанное не так проникает в сердце, как слово произнесенное, но я не хочу, чтобы ты расстраивался из-за случившегося.
Вильям прошел мимо, будто не слыша ее.
После чая тетя Джейн настояла на том, чтобы немного развлечься.
— Я обожаю, когда дети декламируют, — сказала она. — Я уверена, все они знают какие-нибудь стишки.
Барбара немного застенчиво, но с желанием встала и прочла:
Зёйнышко, зёйиышко, милый мой бьятик, Кем же ты станешь, когда пьёястешь? Я буду маком, белым, как мама. И ты станешь маком, вместе со мной? Что, станешь подсолнухом, желтым, высоким? Я буду скучать по тебе. Тогда попьошу я пчелок-сестьичек Повыше взлетать и тебя целовать.Она села, разрумянившаяся, под восторженные аплодисменты.
Потом из угла вытянули упирающегося Джимми. Он встал с видом мученика, закрыл глаза и…
ИзмалыхделвкотолыхмноголюбвиидоблотыздесьназемлеЭдемпостлоимнебеснойкласотыэтовсечтоязнаю— выпалил он на одном дыхании и сел, отдуваясь. Его наградили более умеренными аплодисментами.
— Теперь Вильям!
— Я ничего не знаю, — сказал он.
— О, ты знаешь, — сказала миссис Браун. — Расскажи то, которое выучил в школе. Встань, дорогой, и говори отчетливо.
Вильям медленно поднялся.
Шхуна «Хесперес» по зимнему морю скользила.— начал он, но тут же остановился,
— Ну, продолжай! — раздраженно произнес его брат.
— Как я могу продолжать, если ты что-то мне говоришь, — строго сказал Вильям. — Как я могу продолжать, если ты будешь все время говорить мне продолжай?
— Шхуха Несперес по зимнему морю скользила… и я не смогу продолжать, если Этель будет хихикать. В этом стихотворении нет ничего смешного, и, если она будет хихикать, я не буду больше читать.
— Этель, дорогая! — укоризненно прошептала миссис Браун.
Этель развернула свой стул на сто восемьдесят градусов. Вильям подозрительно уставился ей в спину.
— Ну, Вильям, дорогой, — обратилась к нему миссис Браун, — начни снова, никто не будет тебя прерывать.
Он опять предварительно откашлялся.
Шхуна «Хесперес» по зимнему морю скользила.И опять замолчал, медленно и тщательно расправил свой воротничок и убрал со лба прядь волос.
«Шкипер взял…» — тихо и благожелательно подсказала тетя Джейн.
Вильям повернулся к ней.
— Я собирался это сказать, а мне не дали, — возмутился он. — Я вспоминал. Это длинное стихотворение, и приходится иногда останавливаться и вспоминать. Я… я лучше покажу вам фокус, — вдруг выпалил он, отчаявшись преуспеть в декламации. — Я прочитал о нем в книжке. Я пойду и подготовлюсь.
Он вышел из комнаты. Мистер Браун вынул носовой платок и вытер им лоб.
— Можно узнать, — сказал он, — сколько еще будет все это длиться?
Тут возвратился Вильям с раздутыми карманами. В руке у него тоже был большой носовой платок.
— Это платок, — провозгласил он. — Если кто хочет убедиться, можете его потрогать. Теперь мне нужен шиллинг. — Он выжидательно всех оглядел, но никто не пошевелился. — Сойдет и пенни, — сказал он с легким презрением.
Роберт кинул ему монету.
— Значит так, я кладу пенни в платок. Вы видите, как я это делаю, да? Если кто хочет подойти и убедиться, что пенни в платке — пожалуйста. Так. — Он повернулся ко всем спиной и что-то вынул из кармана. После нескольких телодвижений он повернулся опять лицом к присутствующим, зажав платок в руке. — Теперь посмотрите внимательно, — он подошел к ним ближе, — и вы увидите, что шил… то есть пенни, — он опять с презрением глянул на Роберта, — превратился в яйцо. В настоящее яйцо. Если кто думает, что оно не настоящее…
Но яйцо было настоящим. Оно подтвердило заявление Вильяма звучным «крэ-э-к» и вытекло частично на ковер, а частично на черную шелковую юбку тети Евангелины. Посыпался град упреков.
— Сначала какое-то жуткое насекомое, — чуть не плакала тетя Евангелина, — а теперь эта мазня… Хорошо, что я здесь не живу. Одного дня в год вполне достаточно… Мои нервы!..
— Ах-ах-ах! — вздыхала тетя Джейн.
— Додумался, взять для этого сырое яйцо, — вставила Этель.
Вильям даже побледнел от возмущения.