Этот Вильям!
Шрифт:
— Не знаю, — сдержанно ответил Вильям. — Не пробовал. Но думаю, что смог бы.
Она сделала несколько легких грациозных шажков стройными в черных шелковых чулках ножками.
— Вот так. Я научу тебя. Мы будем танцевать под граммофон.
Вильям шел молча.
Она неожиданно остановилась под деревом и подняла свое оживленное хорошенькое личико.
— Можешь поцеловать меня, если хочешь, — сказала она.
Вильям невозмутимо смотрел на нее.
— Я не хочу, спасибо, — вежливо сказал он.
— О, ты и взаправду очень смешной! — сказала она с серебристым
— Да, — сказал Вильям. Голос его неожиданно дрогнул. Джамбл больше ему не принадлежал.
— Можешь взять его насовсем, — вдруг сказала она. — А теперь поцелуй меня!
Он чмокнул ее в щеку с видом человека, решившего исполнить свой долг, а в душе у него была такая радость — ведь теперь Джамбл был его.
— Хочется посмотреть, как ты танцуешь, — засмеялась она. — Вот будет забавно!
Опять она сделала несколько легких шажков.
— Ты видел Pavlov [3] , а?
— Не знаю.
— Как это — не знаешь?
— Не знаю, — раздраженно сказал Вильям. — Может, я и видел его, но не знал, что это он.
Она помчалась назад, к отцу, опять серебристо смеясь.
— Он такой смешной, папа, он не умеет танцевать джаз и никогда не видел Pavlov, и не говорит по-французски, и я отдала ему Джамбла, и он не хотел поцеловать меня!
3
Балерина Павлова.
Мистер Джероу посмотрел на Вильяма с улыбкой и шутливо сказал:
— Смотри, парень. Она начнет тебя воспитывать. Я ее знаю. Я тебя предупредил.
Когда они подошли к входу в коттедж Лаванда, он обратился к Вильяму:
— А сейчас посиди и подумай с минуту. Свое обещание я сдержу.
— Ты мне нравишься, — милостиво сказала Нинетта на прощанье. — Приходи еще.
Я научу тебя многим вещам. Думаю, я вышла бы за тебя замуж, когда мы станем взрослыми. Ты такой… крепкий.
На следующий день, придя с гулянья, Вильям увидел, что в библиотеке в кресле сидит мистер Джероу и разговаривает с отцом.
— Мне как раз нужна была тема, — говорил он, — я не знал, чем заняться, и когда увидел его там, на меня снизошло вдохновение. А вот и он. Нинетта приглашает тебя завтра на чай, Вильям. Нинетта отдала ему Джамбла. Вы не против? — обратился он к мистеру Брауну.
Мистер Браун несколько замялся.
— Пожалуй, что нет, — сказал он. — Правда, сегодня ночью мы никак не могли заснуть, но, я полагаю, мы привыкнем.
— Я дал опрометчивое обещание, — продолжил мистер Джероу, — и непременно сдержу его, если это в пределах человеческих возможностей. Вильям, чего тебе больше всего хочется?
Вильям в упор посмотрел на отца.
— Я хочу лук со стрелой, которые заперты в этом шкафу, — твердо сказал он.
Мистер Джероу с мольбой посмотрел на мистера Брауна:
— Не
Мистер Браун медленно вытянул связку ключей из кармана.
— Значит, опять наша жизнь под угрозой, — вздохнул он.
После чая Вильям отправился гулять. Заходящее солнце окрасило небо в золотистые тона. Все вокруг было подернуто легкой дымкой. На разные голоса пели птицы. Цвели кустарниковые изгороди. И посреди всего этого шел Вильям, немного важничая, держа в одной руке лук, в другой — стрелы. А за ним бежал Джамбл, веселый, озорной и преданный дворняга. Вильям был горд и счастлив.
В тот год на выставке в Академии эта картина привлекала особенное внимание: в сарае на перевернутом ящике сидит мальчик, локти на коленях, ладонями подпер подбородок; он пристально смотрит вниз на дворнягу, веснушчатое лицо серьезно и кажется отрешенным; он во власти, как это бывает в юные годы, неотступной мечты. Пес смотрит на него снизу вверх, весь — нетерпение, любовь и преданность. Картина называлась «Дружба».
Миссис Браун посетила выставку и видела картину. Она сказала, что большого сходства с Вильямом не заметила и хотелось бы, чтобы мальчик выглядел немного опрятнее.
«Надежда»
— Вильям! Опять ты играл в эту ужасную игру! — в голосе миссис Браун слышались нотки отчаяния.
И хотя одежда Вильяма была в пыли, галстучек съехал набок, лицо чумазое, коленки ободраны, взгляд его, однако, выразил справедливое негодование.
— А вот и нет! Ты сказала, и я слушаюсь. Ты сказала, чтобы я не играл в укротителей львов, и я не играю с тех пор, как ты сказала. И не буду играть, даже если меня станут упрашивать. Раз ты сказала, чтобы я не играл в укротителей львов, я…
Миссис Браун прервала его.
— Ну, а во что же ты играл? — спросила она устало.
— Я играл в укротителей тигров, — сказал Вильям. — Это совсем другая игра. В «укротителях львов» половина львы, половина укротители, и укротители хотят укротить львов, а львы не хотят укрощаться. Это «укротители львов». Вот и все, очень просто.
— А что ты делаешь в «укротителях тигров»? — недоверчиво спросила миссис Браун.
— Ну…
Вильям задумался.
— Ну, — повторил он не очень уверенно, — в «укротителях тигров» половина тигры, — понимаешь? — а другая половина…
— Это точно такая же игра, Вильям, — прервала его миссис Браун.
— Как же ты можешь называть ее такой же, — заупрямился Вильям. — Разве можно называть льва тигром? Это совсем другое животное. И в зоопарке они совсем в разных клетках. «Укротители тигров» не может быть такой же, как «укротители львов».