Этюд в багровых штанах
Шрифт:
— Видишь, малыш, если бы у меня был хороший и заботливый папа, то ты бы родился в браке, как и положено.
Ребенок родился на две недели позже срока и чуть не убил свою мать. Нина назвала сына Михаилом в честь своего отца, не дожившего до рождения внука. Выйдя из декретного отпуска, она устроилась на работу, не переставая следить за успехами бывшего любовника. С маниакальным постоянством она собирала о нем информацию, скрупулезно занося данные в пухлую тетрадочку.
Михаил Копытин прочитал летопись о своем отце в четырнадцать лет и люто возненавидел и его, и мать. Мать ненавидел за постоянное прикладывание
Газета кричал и угрожал отдать растлителя малолетних под суд. Молодой Михаил Копытин с интересом изучал лицо родителя: внешне они удивительно походили друг на друга.
— Написать заявление в милицию — ваше право, — холодно заявил Миша. — Только на следующий день во всех газетах появится трогательная история о том, как вы девятнадцать лет назад соблазнили свою секретаршу, которая родила от вас сына. И как спустя восемнадцать лет он обрюхател вашу дочь, свою сводную сестру. Драма в духе мексиканских сериалов. Народ будет рыдать от восторга. Кажется, вас ждет неплохое назначение? Можете о нем забыть. Я сделаю все, чтобы уничтожить вас.
Роману Григорьевичу не оставалось ничего, кроме как замять дело. Он действительно ждал назначения в капстрану, на руководящую должность. Публичный скандал грозил поставить крест на карьере. Пожалел и Марину: девочка надеялась, что ее обожаемый Миша одумается и, увидев своего ребенка, переменит решения. Газета взял тайм-аут.
Дочь Газеты умерла в родах. Ребенок тоже. А Миша исчез на несколько лет, чтобы потом, как ни в чем ни бывало, появиться в рекламном агентстве «Эдем» и потребовать себе должность дизайнера.
— По твоей вине я потерял дочь, — задохнулся от гнева Газета. — И ты еще смеешь…
— Смею, — спокойно возразил Копытин. — Ты мне много чего должен. У твоей дочери, по крайней мере, было счастливое детство: мандарины каждый день, заграничные поездки и развлечения. Мне же достались пьющая мать и нищета. За подлость надо платить.
— И ты мне говоришь о подлости? — Газета с ужасом смотрел на плоть от плоти своей. Копытин развалился в кресле, заложив ногу на ногу. Муки совести и раскаяние его точно не терзали, он чувствовал себя спокойно и комфортно. — Твоя мать была взрослой женщиной, когда приняла решение переспать со мной. Ты же — растлитель малолетних.
— Яблоко от яблони недалеко падает, — подытожил Копытин и выложил на стол пачку глянцевых цветных фотографий. — Может, хочешь ознакомиться? Я потратил не один месяц, снимая твои шашни с малолетками. За такое можно и на зону отправиться. Ну, так как? Нравится? Вот здесь ты особенно хорошо получился. И когда успел брюхо отрастить?! По рукам? Где мое рабочее место? Показывай.
— Я не буду с тобой разговаривать.
— А мне и не нужны разговоры, только плати и не вмешивайся в мою жизнь, папаша.
— Он
— Зачем вы убили Дину? — я никак не могла понять мотива этого странного убийства.
— А вот этого, Стефания, вам знать совершенно не нужно. Счастье в незнании, — прошептал мне в ухо знакомый голос.
Газета оцепенел от ужаса:
— Не надо ее убивать.
— С вами, Роман Григорьевич, мы поговорим чуть позже, — знакомый голос потерял свою притягательность. Я скосила глаза. Черные дорогие ботинки, бордовые брюки с безупречными стрелками, белая рубашка и равнодушный взгляд человека, который привык убивать.
Вот тебе и этюд в бордовых штанах. Глупее не придумаешь. На лицо скользнула мягкая салфетка. Бодрящий запах, от которого резко потянуло в сон. «Хлороформ», — запоздало догадалась я. «Идиотка», — также запоздало припечатало сознание.
Стало тихо, темно и спокойно.
ГЛАВА 30
Когда сознание освобождается от наркоза, то оно воспринимает окружающий мир зыбко и фрагментарно. Первым ощущением при пробуждении стал дикий холод. Инстинктивно я подобрала под себя ноги и обнаружила, что они связаны. Рот залеплен скотчем. Я с трудом пошевелила головой: в висках разорвались миллиарды острых осколков. Черт, как же больно! Хотелось пить. Хотелось спать и хотелось бежать из этого места. Спасибо, что он еще оставил на мне шелковую полупрозрачную сорочку. Нагота — последнее, что мне сейчас нужно.
— Пришла в себя? — его насмешливый голос раздался где-то рядом. Все те же черные ботинки, белая рубашка. Только вместо корпоративной бордовой формы низкого качества и плохого покроя — дорогие джинсы. — Ай-ай-ай, девочке хочется поговорить. Извини, дорогая, но мужчинам нравятся молчаливые женщины. Скоро сюда, — он обвел рукой сцену, — придут самые уважаемые люди Питера. И начнется шоу! Ты согласна с тем, что шоу должно продолжаться?! Молчишь. Как только речь заходит о собственной шкуре, все вы делаете шаг назад. Все вы молчите. Трусы!
Я бессильно помотала головой, пытаясь освободиться. Да где там: узлы только больнее впились в кожу, а дыхание перехватило. Мой обаятельный мучитель усмехнулся:
— Всей птичке пропасть, коль увяз огонек. Ты зачем к боссу направилась, прелесть моя?! На путь истинный его хотела наставить? Ну и как, успешно? Да по нему уголовный кодекс слезами горючими плачет. Знаешь, сколько он девчонок несовершеннолетних перепортил? Гумберт, хренов! Лавры Набокова ему спать не дают: решил, видите ли, мемуары написать — «По местам половой славы». И сыночек его туда же — извращенец, каких только поискать, правильно говорят: яблочко всегда к яблоне прикатится, — он с отвращением сплюнул на грязный дощатый пол. — Ну, что девонька, любопытство гложет? Мол, зачем мы, изверги такие, невинных и прекрасных девушек жизни лишили? Ну, прямо сказка о Синей Бороде получается, да и только. Почему вы привыкли сочувствовать героине? За то, что муж ее едва не убил за маленький проступок? Действительно, подумаешь, открыла запертую комнату без разрешения.