Этюд В Бордовых Тонах
Шрифт:
Я, молча, кивнул головой в знак согласия, продолжая лежать на койке, не подавая вида что взволнован, а когда “шестерка” вышел из комнаты, неспешно поднялся, засунул нунчаки себе за пазуху и направился на толковище с обнаглевшими ублюдками, решившими потревожить меня.
Ведь я привык в колонии, что ко мне все вокруг относились уважительно, но забыл почему-то, что все это происходило в присутствии “Буллита” и что здесь не колония, а тюряга со своими приколами.
Передо мной на толковище предстали три человека, одного из которых я вспомнил по разговору,
Один из этих двух был похож на громилу с огромными кулаками и густой растительностью на груди, а второй казался благообразным интеллигентом, причем у него на кончик носа было надето довольно-таки допотопное пенсне, в котором он напоминал мне ювелира.
– Так почему, претендуя на отношение к себе, как к авторитету, Вы ведете себя неподобающим образом, молодой человек?
– скрипучим, как ржавая телега, поинтересовался у меня “Ювелир”, у которого, как мне стало известно позже, оказалось именно такое погоняло, как я и подумал.
– Ни на что я не претендую, так что оставьте меня в покое, пока я кому-нибудь шею не свернул!
– нагло ответил я, считая разговор законченным.
– А ну-ка, “Гном”, научи парнишку отвечать за отсутствие уважения к старшим!
– просипел “Ювелир” голосом “Сиплого” из известного революционного произведения “Оптимистическая трагедия”, который мы изучали в школе, и я решил, что он болен сифилисом, а потому, ухмыльнувшись, заметил, якобы с соболезнованием:
– Вам нельзя волноваться, батенька! Ведь венерические заболевания, такие, как сифилис, приводят к размягчению мозга, как это случилось с вождем революции, - имея в виду слухи причине смерти Владимира Ильича...
– Давай, “Гном”, не тяни, - заскрежетал фальцетом “Ювелир”, не выдержав оскорбления, - нарисуй на роже пай-мальчика розочку!
Громила сделал резкое движение ко мне, и я увидел в его огромной руке еле заметную опасную бритву, которой он собирался меня изуродовать.
Толковище могло привести к необратимым последствиям, а потому мне нужно было срочно принять предупредительные меры, так что я мгновенно сделал шаг “”Гному” навстречу и, выхватив из-за пазухи нунчаки, ударил палками с размаху по его жуткой физиономии, а затем, накинув связывающую их цепь на его шею, зажал ее, как в тиски, между двух палок, сворачивая на сторону, чем вызвал сильнейший болевой шок и заставил громилу выпустить лезвие бритвы из рук.
Затем, выдержав некоторое время, я отпустил “Гнома“, и он сел н пол, приходя в себя после удушающего приема, а “Ювелир”, удивленно посмотрев на меня, просипел:
– Да, наверно не зря легенды о тебе ходят! Ты и вправду закоренелый убийца со смазливым лицом, а потому , пользуясь своими правами, нарекаю тебя погонялом “Красавчик”.
Только с сегодняшнего дня ты будешь вести себя подобающим образом, а не плести сети, как затрапезный “мужик”. И не позорь воровскую касту, а то лишишься своего очарования, как и яиц, без предупреждения! Тебе понятно?
И я, соглашаясь с ним, кивнул, так как понял, что игры закончились, а передо мной находится жестокий и крайне опасный “вор в законе”
Ведь несмотря на блеклый вид, на его счету числилось больше десяти трупов вожаков конкурирующих банд!
Казалось бы, мне следовало ожидать, что “Ювелир” постарается включить меня в свою команду, как закоренелого киллера, но , видимо, он имел на меня другие планы. решив использовать после завершения срока моей отсидки, или собирался более глубоко изучить черты моего характера, чтобы нащупать основные его достоинства и недостатки, с целью умелого манипулирования мной.
А пока я вольготно чувствовал себя, никого не задирая, что вполне удовлетворяло руководство тюрьмой, которое радовало такое поведение уголовника, которого можно было хоть к ранам прикладывать, хотя еще недавно он не вылазил из карцера…
В это время меня занимало совсем другое, так как жизнь заполнили душевные переживания, как только мне исполнилось 23 года, то есть к своему завершению подходил май 2003-го года.
Я уже был совсем не тем наивным юношей, каким себя помню в 17 лет, когда передо мной раскрывался новый мир, полный надежд и несбыточных желаний.
Жизнь среди преступников наложила свой своеобразный отпечаток на мой характер, а отсутствие в ней женщин лишало меня ее романтики в существовании, хотя назвать монахом было бы не совсем справедливо, так как к этому моменту я побывал в инитмных отношениях с тремя особами женского пола, что, конечного, для парня моей наружности и темперамента, было унизительно мало.
Я раньше не рассказывал об этом, но тогда, в первые дни пребывания в селе на уборке яблок, еще до драки с юными агрономами, я на сеновале таки лишил себя и мою подругу Майю Владыко невинности, хотя тут можно поспорить, кто был инициатором этого процесса.
К сожалению, в памяти от того совокупления остался только стойкий запах сена и жуткий привкус бурякового самогона, толкнувший нас в объятия друг к другу который преследовал меня затем долгие годы.
Второй дамой моего сердца стала сотрудница бухгалтерии колонии в должности старшего лейтенанта - крепкая тридцатилетняя бабенка с мощными бедрами и буферами пятого размера, которая запала на меня и уговорила “Буллита”
замолвить за нее словцо, а затем организовала свидание со мной в комнате для встреч с родственниками заключенных, которое затем повторялось с определенной периодичностью все время моего пребывания в колонии.
Бабенка была в полном соку, и я в процессе каждого свидания терял в весе не менее двух килограммов, почти также, как после полновесной тренировки перед ответственным соревнованием по борьбе без правил...
Третья дама подвернулась мне случайно на пересыльном пункте, по дороге в тюрьму. Она была заместителем начальника пересыльной тюрьмы, и, увидев меня, поинтересовалась, что это за херувим находится среди ЗЭКов, а узнав, воспылала ко мне страстью, будучи, видимо, психически неуравновешенной, с садистскими. наклонностями.