Eurocon 2008. Спасти чужого
Шрифт:
Он мог просто не успеть – и пойти на лишний круг, что никого не радовало. Он мог банально «зависнуть». Раньше ни один «Ворон» не впадал в ступор: его мозг, чувствуя перегрузку, отсекал второстепенные задачи. КБ давало гарантию, что штурмовик всегда будет в твердом уме, максимум – поглупеет слегка. Теперь надо было снять блокировку вторичных задач, и чем это кончится, никто не представлял... То есть компьютерная симуляция показала: все будет замечательно, и «Ворон», как обычно, чудо из чудес. Умная и зоркая машина уверенно отличала своих от чужих в обстоятельствах, когда человеку пришлось бы убивать
Но что получится в реальном воздухе над реальными целями – бабушка надвое сказала. Уж кто-кто, а Козлов это понимал. Тут пахло очередным летным происшествием, и вешать его на звено, «катающее программу», он не собирался.
Пускай «экспериментаторы» займутся. Все равно им сейчас заняться нечем. Тем более они сами это придумали...
– Если не справитесь, пеняйте на себя! Вопросы?
Чумак поднял руку.
– У нас Васильев безлошадный, ему что делать?
– Сядет на машину Боброва. Для баланса, так сказать.
– Секундочку... – протянул Чумак. – Не понимаю.
– Да куда уж вам!
– Секундочку. Разве машину Боброва не заберут в КБ?
– Зачем? – очень натурально удивился командир.
– Сами же говорили про уникальный опыт. Второй такой машины нет. Это ведь живой Бобров, лучший в мире штурмовик! – Чумак невольно повысил голос.
– У машины не откатана до конца программа. Завод не примет ее. Не имеет права.
– Бог с ним, с заводом! – почти закричал Чумак. – Машину надо отогнать в распоряжение конструкторского бюро. Надо! Она не может пропасть! Что, в КБ этого не понимают?!
– Старший лейтенант Чумак, проснитесь. Заказчик поставил задачу – готовить слетанное звено. При чем тут машина Боброва? Она сама по себе ничего не стоит. А вашего звена, повторяю, больше нет!
Чумак растерянно оглянулся на бобровский «Ворон», будто просил у него поддержки.
– Это не простая машина, – глухо произнес Хусаинов, глядя под ноги. – Это машина ведущего. И она практически готова, вы же знаете. Она хоть сейчас поднимет звено, отведет на цель и выполнит задачу, как никто другой. Здесь нет таких живых пилотов, как этот «Ворон». Закончить программу – дело формальное, хватит месяца, от силы двух. Нужно только полетное время. Разрешите нам, мы сами ее откатаем. Только разрешите.
– Не вижу смысла, – отрезал Козлов.
– Прошу вас, – все так же глухо сказал Хусаинов. – Допустим, вы сейчас не видите смысла. Но он откроется, когда вы сдадите эту машину. Мы ее откатаем. Найдем резерв времени. Дайте только полетное.
– Не пожалеете, – пообещал Чумак. – Когда с этой машины снимут данные, заказчик будет на седьмом небе от счастья. Матрица ее мозга...
Козлов поглядел на Чумака, как на несносного ребенка. Выпрямился и поставил голову прямо. Передумал бодать.
– Теперь понял, – сказал он. – Грешным делом, я думал, хоть вы тут нормально соображаете. Нет, ничуть не лучше остальных. Вы помешались все на этой матрице мозга. Вот и носитесь с отдельно взятой машиной. Смотреть масштабнее надо, молодые люди! Обернитесь, Чумак, и доложите, что видите перед собой.
– Ну, «Ворон», – буркнул Чумак, не оглядываясь.
– Вы обернитесь и посмотрите внимательно, – повторил
Чумак повернулся кругом.
– Сухой полсотни пять «Ворон», он же «Рэйвен пять», третий выпуск в установочной партии, техзадание три один, бортовой один два один, состояние отличное, пилот-наставник майор Бобров, – пронудил он.
– Состояние хорошее, – поправил Козлов. – Теперь доложите мне: то, что вы видите, похоже на истребитель?
– Ну... В общих чертах... Не особенно.
– А на разведчик?
– Не сказал бы.
– Вы очень любите эту машину, я понимаю. Я тоже летчик, если вы забыли, и у меня тоже есть любимый самолет. Но видите ли, какая тонкость, старший лейтенант Чумак. То, что вы видите перед собой, оно – штурмовик. Оно не работает в одиночку. Ни-ког-да.
Чумак повернулся и, опустив плечи, уставился себе под ноги. Как и остальные двое.
– Я же не злодей, – сказал Козлов. – Я просто выполняю приказ. И я который год талдычу всем в полку, что одна прекрасная машина не заменит четыре хороших. А вы, господа асы, вцепились в индивидуальный пилотаж. Нет, я и это понимаю. Вы наконец-то дорвались до самолета, который летает как зверь! Пугает танки и давит полевые кухни! Но разве от вас требуется это? Заказчику не нужна матрица, снятая с отдельной машины. Ему нужна матрица хорошо слетанного звена. Дайте мне четыре машины Боброва, которые умеют работать каждая на своем месте, – я вас расцелую и представлю к наградам. Дайте мне, черт побери, эту вашу пилотажную группу «Бобры»! Я считаю ее слишком разболтанной, но это еще вопрос. Некоторые говорят, она более живучая из-за того, что болтается. Ну, где она? Нету. Ничего у вас не осталось. Как сказал товарищ Сталин в первый день войны – всё просрали! Извините за выражение. Всё просрали!
Выдержал паузу и добавил:
– Слабое звено.
«Слабое звено» стояло как в воду опущенное.
– А отдать кому-нибудь? Жалко же... – слабым голосом взмолился Стас.
– Ты вообще молчи, – без лишних церемоний сказал Козлов.
По-прежнему заложив руки за спину, он подошел к машине Боброва и уставился на нее в упор.
– Они думают, мне не жалко... Они думают, я не ценил их командира, не понимал его. А то, что я сам его командир, это вам шуточки? Столько лет в одной упряжке, и в боевых операциях, и потом тут вот... Кто его защищал, вашего Боба ненаглядного, когда он лез на принцип?! Кто его задницу спасал двадцать раз? Кто его с больным сердцем держал на летной работе? Кто разрешил вас, умников, выручить? Кто, спрашиваю? Пушкин Александр Сергеевич?!
Козлов вдруг осекся.
– Здра-асте пожалуйста! Какие гости! Не прячься, я тебя вижу. Да иди ты сюда, не бойся, все нормально!
Стас часто заморгал. Хусаинов напряженно выпрямился. Чумак широко улыбнулся.
В ангар вошла Лена.
В черно-красном мотоциклетном костюме, с алым шлемом под мышкой, она выглядела здесь, рядом с самолетами, будто пилот из фантастического боевика «Золотые крылья». И гладкие черные «Вороны» вдруг стали другими. Из привычных рабочих лошадок они превратились в то, чем были на самом деле.