Ева и головы
Шрифт:
— Нашего ослика?
Он уставил палец в небо так внезапно, что Ева подпрыгнула на месте.
— Того Господа! А теперь смотри, куда ведёт моя мысль. Если бы звери были полые внутри или заполнены мясом, они бы не смогли существовать. У нас внутри то же самое, и различается только размерами. Искра помещается вот здесь, в печени. Сердце нужно лишь для того, чтобы гонять кровь. В лёгочные мешки попадает воздух, когда зверь дышит…
— А зачем нужна кровь?
— Затем же, зачем водяной мельнице нужна река.
— А она зачем?
Эдгар рассмеялся, потёр ладони. Видно,
— Я думала, что на водяных мельницах ускоряют движение воды. Ну, чтобы она быстрее дотекала туда, где люди живут рядом с пустынями, а ещё до больших городов. Я ни одной не видела, но брат рассказывал, что работники там запрягают в мельничное колесо самых больших рыбин, которых только смогут поймать. На мордах у них уздечки из водорослей…
— Глаза человека-цирюльника видели множество мельниц, — авторитетно заявил Эдгар. — Нет, маленький воробышек, всё не так.
Он ткнул пальцем в развороченное пузо зверька.
— Кровь своим напором заставляет двигаться суставы. Если снять кожу, видимо станет, что все суставы перетянуты верёвками. С этими верёвками и связаны артерии, по которым бежит кровь… её поток настолько силён, что все на свете реки кажутся болотами. Также, и сие писал один греческий философ именем Гиппакрат, она переносит жизненные соки. Ты хоть раз видела что-нибудь подобное?
Девочка хмыкнула.
— Я видела всё это, когда отец потрошил поросят. Потроха он отдавал обратно свиньям. Наверное, им нравится на вкус божья искра.
Скальпель в руке Эдгара дрогнул.
— Свиньи — животные, которые живут в грязи, — сказал он.
— Пусть и в грязи, но, они довольно милые, — сказала Ева. — Эта, как ты говоришь, искра, наверное, погасает. Или улетает в рай. Иначе мы бы сейчас увидели, как она светит.
— Слишком яркое солнце, — скулы Эдгара топорщились, придавая его лицу схожесть с грозовой тучей. — Ты сомневаешься в замысле Божьем?
Он накрыл ладонями тушку. Нагнулся и заглянул в щель там, где смыкались ладони. — Светит. Посмотри сама!
Ослик шлёпнул губами, и это отвлекло Еву и Эдгара от спора — как раз вовремя, чтобы увидеть, как качнулись кусты. Эдгар вскрикнул — тонко, пронзительно, словно мышь, чей хвост пригвоздила к земле кошачья лапа.
— Это какой-то мальчишка, — сказала Ева. — Их тут несколько — следят за нами. Все мальчишки любопытные, как щенята.
— Они глядели? Сколько? Что видели?
— С тех пор, как мы приехали. А что?
— Енота — видели или нет?
— Конечно. А что тут такого?
— Может, и ничего, — пробормотал Эдгар. — Но лучше поберечься. Сохрани и спаси, сохрани и… нужно бежать нам.
Он вытащил тряпицу, всю в бурых пятнах, будто оленья шкура — видно, что ей вытирали не пот — завернул туда тушку и убрал подальше с глаз. Осёл был недоволен, что его оторвали от чертополоха, но, видимо почуяв в лесной чаще что-то вкусное, весело припустил по дороге, помахивая ушами. «Шлёп-шлёп-шлёп» — звучали копыта по влажной листве, и Ева начала прихлопывать в такт по коленкам. До тех пор, пока шлёпающих звуков не стало слишком много, и девочка окончательно запуталась, какие
А потом их окликнули и приказали остановиться.
Восемь человек, шестеро лошадей, всегда ленивых и всегда мечтающих откосить от работы деревенских кляч, что не привыкли ездить под седлом. Тем более в большой компании себе подобных. Так что теперь они с подозрением косили глазами и раз за разом норовили столкнуться крупами или поймать губами соседский хвост.
Ева узнала бородача, который первым встретился им в посёлке, узнала также и похожего на блоху священника. Остальные были незнакомы. Все они — мужчины, жители деревни, которую цирюльник с Евой только что покинули, — неприязно их разглядывали. Кто-то здесь был родителем мальчишкам, которые, кстати, как раз подоспели, и наблюдали с безопасного отдаления. Эдгар смотрел на пришельцев идеально круглыми глазами и, похоже, никого не узнавал.
— Эй, святой отец, — сказал бородач, указывая орлиным носом на цирюльника. — Это тот самый?
Он больше не излучал добродушия. Курчавая борода, казалось, сильнее завивалась от гнева.
Священник, который сидел на лошади позади какого-то боевого вида юнца, совсем ещё мальчишки, быстро, по-голубиному, покивал.
— Эй, человече! — взвился чернобородый. — Слезай-ка со своей развалюхи. Нужно нам кое-что прояснить. Люди говорит, что ты здесь занимался чёрной магией. Это так?
— Мои руки в крови, но кровь та появилась от доброй работы, — ответил Эдгар, его голос от волнения сделался необычайно высоким. Кажется, собственные же слова о том, как неугодна эта работа Небесам, начисто вылетели у него из головы. — Спросите человека по имени Ян. Живёт в доме, что похож на саранчу или на рогатую жабу…
Мужчина смачно сплюнул.
— Я знаю, где живёт Ян. Знаю, что ты, незнакомец, проводил у него некую мессу.
— Всего лишь акт врачевания. Рана его была очень плоха, чёрная желчь и гной, того и гляди, проникли бы в кровь…
— Почему же, в таком случае, ты не взял у него денег?
— Я…
Голос Эдгара совершенно перестал соответствовать внешности; собравшиеся с недоумением смотрели, как изо рта великана, из которого, судя по внешнему виду этого страшного человека, должны вылетать камни, вылетали синицы. Во взгляде чернобородого роились подозрения.
— Он ни у кого не берёт денег, — громко сказала Ева.
— А ты кто такая? — неприязно спросил мужчина. Но тон его перестал напоминать пса с вздыбленным загривком.
— Путешествую с этим человеком до ближайшего монастыря, — сказала Ева, трогая пальчиками ладони и ощущая, как по ним струится пот. Голос, однако, не напоминал чириканье синицы, хотя — чувствовала она — ещё немного, и в груди заведётся жалкое, противное хныканье. Ева пока не очень понимала, что хотят эти люди от великана, но они были похожи на стаю псов, сгрудившихся перед самым робким на свете львом. — Его зовут Эдгар. А вот этого ослика — Господь. Я знакома с ними уже больше одного дня (хотя, как зовут ослика, узнала только сейчас). Они самые хорошие люди… Точнее, он — самый хороший человек из всех, что я знала. Уж точно лучше моих родителей.