Ева и головы
Шрифт:
— Зверей не ведомо здесь, — подвёл итог Эдгар. — Не глухих псов, прочих зверей. Животные более чувствительны, чем люди. Они слышат крик убитого когда-то человека, который умирает и всё не может умереть, и страшатся приближаться к этому дому ближе, чем на бросок камня. Я останусь. Останусь до тех пор, пока не пойму — божественная ли здесь замешана воля или, как сказали бы многие, дьяволовы козни.
Интерес Эдгара казался странным, даже болезненным, будто его скручивали какие-то ещё более сильные руки. Ева чувствовала, как внутри напрягаются невидимые члены, которые не дают великану так просто, как раньше, дышать и мыслить загадочными образами, материями,
Еве очень хотелось посмотреть, куда заведёт цирюльника история с одновременно живой и мёртвой головой. Девочка немного, самую чуточку, за него беспокоилась.
— Тогда я останусь тоже, — сказала она.
Собрав свои растрепавшиеся волосы двумя руками в пучок, Ева попыталась привести их в какой-то минимальный порядок, но лапища великана, точно огромная птица, вылетевшая спросонья из гнезда совсем без оперения, опустилась ей на голову и всё испортила.
— Тебе лучше было бы продолжить путь до монастыря, — сказал, постукивая пальцем по макушке девочки и игнорируя её попытки отбиться, Эдгар. — На западе, на правом берегу Рейна есть обитель в честь святой мученицы Софьи. Пешком туда четыре дня пути, но ты можешь попросить кого-то из рыбаков, кого-то, что плывёт вниз по течению, тебя отвезти.
— Я никуда не пойду! — сказала Ева, подняв подбородок и заглянув в глаза Эдгару. — Не сдвинусь с места, пока мы с тобой не разгадаем эту тайну.
Эдгар хмыкнул и сказал только:
— Наверное, мне стоит называть тебя маленьким клещом.
— А мне тебя — гигантским упрямцем. Да ещё и глупым, как пень.
Белесое лицо обезобразилось ухмылкой.
— Вряд ли найдётся человек, столь же ничего в этом мире не понимающий, как я. И я готов с радостью принимать бремя этого понимания, сквозь молитвы и слёзы, обращённые к Христу, я готов постигать любую корку, что отломит он от своего каравая и бросит в пыль, мне, смиренному. А теперь пошли.
Валдо сказал — «отдохните до утра, восстановите силы», но Эдгар и Ева слышали в его голосе раздражение. Хозяином он был сомнительным, и радушие излучал такое, каким могла бы капать со своих клыков змея. Поэтому цирюльник и его маленькая помощница решили, что их нетерпение хорошо согласуется с желанием Валдо поскорее занять их делом. После того, как колокола на соборе позвали на вечернюю службу, после того, как Эдгар отбил положенные поклоны, елозя ногами по холодному камню и царапая локти, Ева стучалась в дверь покоев главного домоправителя, готовясь в любой момент спрятаться за спину великана.
Она чувствовала, что главное приключение в её жизни только начинается.
Глава 5
Валдо был облачён в длинную домашнюю одежду, напоминающую римские хитоны, но пояс с кинжалом был по-прежнему затянут до предела, будто домоправитель переодевался, не расслабляя пряжки. Ева засунула голову в его комнату, а потом при каждом удобном случае нашёптывала Эдгару: «У него там огромная карта, нарисованная на сыромятной коже… и табакерка с табаком… и оружие на стене, а ещё — остатки еды на полу и на столе, целые горы костей и два борзых щенка».
— Значит, вы готовы, — сказал Валдо, оглядев с ног до головы
Он махнул рукой и, шаркая домашней кожаной обувью, напоминающей руины, повёл их сквозь недра пустого дома.
— Сообщали ли вы что-нибудь святым отцам? — спросил Эдгар с интересом.
Валдо дёрнул кадыком, так, будто ему жал воротник.
— Конечно, наша благодатная матерь всё знает. Иначе в этом доме давно бы уже квартировались дальние родственники кого-то из королевских прихвостней. У барона, знаете ли, нет наследников.
— И как же кардиналы отнеслись к такому проявлению божественной милости?
— Как-как… — пробурчал Валдо. — Моему господину, знаете, очень трудно повторно отрубить голову за еретические настроения.
— Это очень необычно для церкви, — сказал Эдгар. Кажется, его что-то обрадовало: на лице появилась одна из самых благодушных гримас.
Валдо разглядывал лицо цирюльника с превеликим сомнением и, наконец, признал:
— Ну, правда не вся церковь. Отец Рудольф, личный исповедник барона, знает. Он наведывается к нам дважды в месяц. Если к нему кто-нибудь обратится, отец скажет, что барон тяжело болен и не может показываться на публике. Среди остальных ходят смутные слухи. После того, правда, как кое-кому вырезали язык за клевету, разговоров стало меньше, но вы же знаете, такая вещь, как слухи, никогда не исчезает совсем. Но, поскольку барон пользовался у отца нынешнего короля уважением, нас не пока трогают. Я надеюсь, вы понимаете, что так не может продолжаться вечно. Рано или поздно барону придётся принять кого-то из просителей. Семь долгих лет он не показывался никому на глаза.
Слуга перевёл дух и нарочито вежливо осведомился:
— Я надеюсь, господин цирюльник, это не повлияет на ваше согласие?
Ева прыснула в кулачок: этот мужчина напомнил ей сварливую женщину из их деревни, жену одного крестьянина, что пилила мужа, даже когда он в поте лица обрабатывал свой клочок земли.
— Я очень грешен перед нашей матерью Церковью, — сказал Эдгар. — Я действовал методами, которыми никогда не стала действовать бы она.
Валдо кивнул. Он ждал продолжения.
— Многие годы, путешествуя по земле, один человек («это он про себя», — шепнула управителю Ева) пытался найти средства, которые лечат тело, но не ранят душу. Незнамо, каким образом то, что делается с телом бренным, отражается на бессмертных сущностях, и не имеется возможности узнать. Смею надеяться, что служение вашему барону хоть что-то вложит в эту уродливую голову.
Эдгар бросил короткий взгляд на Еву, которая пыталась подружиться с одной из встречных собак, дав ей обнюхать тыльную сторону своей руки.
— Детям нужно иногда совершать шалости за спиной строгой и благодетельной матушки.
— Даже если этих детей потом ждёт наказание?
— Каждый ребёнок надеется избежать наказания.
Валдо, похоже, немного оттаял. Он сказал:
— Именно поэтому я и не обратился к прославленным лекарям, а предпочёл найти кого-то… кто ближе к народу, и уж точно не задержится в городе после того, как кончит дело. Что же, если надежда твоя столь сильна — я слушаю повеления, мастер.
Их провели не в гостиную, как того ожидала Ева, а вглубь дома, мимо каменной фигуры рыцаря и неработающего фонтана, в котором спали сразу две собаки, к массивной двери из морёного дуба, сейчас приоткрытой. Валдо постучал два раза, заглянул, словно исполняя какой-то древний ритуал с наполовину утерянным смыслом. Эдгар и Ева прошли следом, повинуясь жесту слуги, и оказались в просторном кабинете.