Ева
Шрифт:
Ева, сжимая в руках какое-то старинное оружие, которое, вероятно, даже не стреляло, наставила его на Дарт Софию, и на её лице читалась решимость.
— Ни шагу! — произнесла она очень храбрым голосом, и Дарт София заколыхалась и закашлялась, сгибаясь от боли, прижимая ожог рукой.
— Ба-а! — произнесла она, рассматривая располневшую фигуру Евы. — Кто это у нас тут?
Одним небрежным движением руки Силой она выбила из рук женщины её ржавое ружье, и Еву словно пригвоздило к стене, словно притянуло магнитом, и она, отчаянно трепыхаясь, с ужасом поняла, что и пальцем двинуть не может.
Израненная
Все так же придерживая висящую плетью руку, София, крадучись прошла к Еве, пригвождённой к стене, и припала к её животу, слушая толчки внутри тела.
— М-м-м, — протянула она, устало прикрывая глаза и поглаживая пальцами толстую ткань. — Дитя Вейдера, да? От него даже пахнем великим ситхом, м-м-м…
— Оставь меня! — рычала Ева, стараясь освободить руки, прижатые Силой.
Наваждение схлынуло, и она со стыдом осознавала, что вновь попалась на старую уловку: Дарт София просто Силой приманила её, завлекла в ловушку.
Ситх Леди молчала, прижавшись ухом к округлому животу. Она словно прислушивалась к тому, что говорит ей невидимый собеседник.
— Я бы посоветовала тебе быть осторожнее, — Дарт София встала во весь рост, и Ева, скосив глаза, встретилась с нею взглядом. — Не иди на поводу у своих желаний. Ты слишком слаба, чтобы исполнить их сама.
Её рука нащупала сопротивляющуюся ладонь Евы, и вложив в неё некий предмет, сжала пальцы, заставляя удерживать его.
— Прощай, — сухо произнесла София, всматриваясь потемневшими глазами в отчаянные глаза Евы. — Точнее, до встречи.
…Когда Ева пришла в себя, ветер вынес всё тепло из крохотной песчаной тёмной комнаты, и в прорубленную в стене дыру хорошо было видно созвездие, что привело её сюда.
А в порядком замёрзшей ладони был крепко зажат императорский сайбер.
Дарт София вернула ей то, что кода-то украла.
* * *
Дарт Акс с перебитым позвоночником не смог бы даже ползти, но на его счастье, Дарт Фрес не удосужился даже поинтересоваться тем, что его тело скреплял искусственный позвоночник с кибернетическими нервами. Силой Дарт Акс заставил действовать свои импланты, и этот металлический столб, лишь чудом не перерубленный Дартом Фресом, поднял ничего не чувствующее тело из песка, и ситх, словно зомби, переставляя мёртвые ноги, дошел до оставленного в пустыне истребителя.
Управлять им Акс уже не мог; Сила испарялась, истончалась, и приходила боль, а вместе с ней подступала и смерть. Мужчина кулем свалился в кресло пилота и кое-как включил автопилот.
К боли так легко привыкаешь: тело терпит ущерб, и кажется, что операционный стол со вспыхнувшими над лицом лампами — это самое желанное место в мире, а руки, тормошащие, раздергивающие по клочкам сковывающую воедино его разбитое тело броню — это ласковые волны, несущие его лодочку по мягким волнам, и наливающее его поясницу тепло — это не рвущая нервы боль, а всего лишь солнечный луч, оставивший на коже красное пятно ожога.
Так же Вейдер когда-то опускался на стол перед суетящимися врачами, и кто знает, какая прекрасная картина рождалась перед его умирающими глазами?
— Я не слышу! Громче!
Сквозь качку, сквозь морящее солнечное тепло и духоту, сквозь опьяняющую усталость прорывается голос Императора, и тогда приходит боль,
— Я не слышу тебя! Что ты говоришь? Что с Дарт Софией?
Качка прошла; и солнечный ожог тоже исчез, оставив ломящую боль в районе поясницы. Врачи продлили металлического червя, жуткую хромированную многоножку, до самого копчика, и заменили пару выжженных сайбером Фреса позвонков.
Не раскрывая глаз, Вайенс сел, привыкая к новым ощущениям в теле. Теперь он чувствовал себя совершенно мертвым: то, что он мог дышать, и что сердце его билось, ничего не значило. Его ноги повиновались ему, но совершенно не чувствовали боли — как и всё ниже пояса…
Фрес уничтожил Вайенса.
— Что с Дарт Софией?! — кричал Палпатин, но Вайенс наблюдал за его истерикой словно сквозь толстое стекло, как в замедленной съемке.
— Полагаю, она мертва, — медленно произнес Вайенс. — За ней пришел Дарт Фрес.
Сила говорила Палпатину то же самое; но он не мог поверить и боялся лишний раз взглянуть в наплывающие на него видения.
Спокойные, механические слова искалеченного ученика повергли Императора в ярость. Он завизжал и заорал грязные гнусные ругательства, брызжа слюной, и тут уж досталось всем; и Вейдеру, вырвавшему из его рук устойчивое преимущество, и Дарту Фресу, исполнившему этот приказ Дарта Вейдера, и Дарт Софии, не сумевшей отбиться от убийц, посланных по её душу, и Дарту Аксу, который оказался слабее Фреса.
Слушая непрекращающуюся истерику Императора, Вайенс молчал, ощущая, как металлические импланты холодят его живые ткани, и думал о том, что он никогда больше не сможет любить женщину.
Механически это было осуществимо, но чувствительность была потеряна навсегда.
— Я хочу, — произнес, наконец, император, тяжело дыша, — чтобы ты убил её.
— Кого? — не понял Вайенс, выныривая из своих тяжёлых мыслей.
— Эту брюхатую корову! Эту Еву, ситх её разорви, ранкор её разжуй! Я хочу, — впечатывая каждое слово в разум Вайенса, произнес Палпатин, глядя прямо в глаза своего ученика, — чтобы ты нанес ему удар прямо в сердце! Достаточно кружить рядом с ним. Достаточно кусать его за ноги мелкими шавками. Я хочу уничтожить, разбить его! Я хочу, чтобы ему больно было даже дышать!
— Но, мой император, — напомнил Вайенс, — она носит великого ситха…
— Да плевать мне на ситха! — завопил Император, багровея так, словно его сейчас удар хватит. На шее, лбу толстыми верёвками вздулись вены от крика, белки глаз налились кровью. — Детёныш должен умереть ещё вперед матери! Чем больше боли ты доставишь Вейдеру, тем лучше! Ты понял?! Завтра, на мой прием с моффами, ты должен будешь принести мне её голову, и ублюдка, которого ты выпотрошишь из неё — ещё живой! Ты понял?! Если ты явишься на Совет без её головы, я убью тебя! А потом воскрешу и снова убью, и так много, много раз! Всю боль, что ты не причинишь Вейдеру, я причиню тебе! Ты понял меня?!