Ева
Шрифт:
Только Ева умела разить в сердце, насмерть, и так ясно и умиротворенно улыбаться при этом!
— Приступим?
Вайенс покрываясь холодным потом, отстранился от улыбающейся Евы, и сел прямо, словно палку проглотил. Рука его непроизвольно потянулась к душащему его вороту, но он справился со своим волнением и положил руки на стол, стараясь придать себе спокойный, уверенный вид.
Ничего, ни-че-го…
Адъютант наладил связь, и на столе, на голографе появилось изображение члена комиссии. На сей раз отчет принимал Борск, и это можно было объяснить
Это было плохо для Вайенса; Борск был слишком честолюбив, и, скажи ему Вайенс, что решение Борска было неверным, тот задавил бы его.
Лишний раз подставлять себя Борск не стал бы.
Черт!
— Добрый день, генерал Вайенс.
— Добрый день, генерал Фей, лья.
— Добрый день, майор Рейн!
— Добрый, — Ева кивнула головой.
Всегда были какие-то ситуации, о которых потом говорили «это могло быть иначе», или «этого нельзя было допустить», или, еще хуже «почему это произошло?». В таких случаях Вайенс занимал оборонительные позиции и призывал себе в помощь все свое красноречие, всю свою хитрость и весь свой ум, в котором ему нельзя было отказать.
И этот раз не был исключением.
Происшествие на борту станции не осталось незамеченным Советом, и, конечно, Вайенсу был задан вопрос «почему это произошло?», и как вообще Вейдер оказался вблизи новоприбывших заключенных.
Вайенс морщился, пересказывая ровным голосом то, как ситх угомонил разъяренную толпу. В Совете так же было известно и то, что Вайенс рассматривал возможность того, что Вейдер может привлечь преступников в качестве союзников для того, чтобы освободиться и покинуть Риггель, но, несмотря на это, все ж подпустил Вейдера к заключенным.
И то, что Вейдер этого не сделал, Совет рассматривал, как невероятную удачу Вайенса.
— Мне кажется, вы преувеличиваете его опасность, — слабо отмахнулся Вайенс. — Да, я допустил его в камеру передержки. Но лишь для того, чтобы он помог усмирить заключенных и доставил их на Риггель. Они начали резать друг друга, как цыплят, просто так, для развлечения! Я спрашивал его ранее о том, что он думает… — Вайенс замялся, не находя слова помягче. — … И он ответил, что не при каких условиях он не свяжется с заключенными. Думаю, ему это было даже полезно — посмотреть на этих людей, что бы он убедился воочию, что управлять ими практически невозможно.
— Доставил заключенных на Риггель? — потрясенно переспросил Борск, и по голографическому лицу пошла рябь. Вайенс, внутренне покатываясь со смеху, соединил перед лицом кончики пальцев, пытаясь скрыть улыбку, и утвердительно кивнул.
— Совершенно верно. Наша так называемая защита, плотное транспортное кольцо, которое могут преодолеть только самые опытные пилоты, которым помогает диспетчер, которое является своеобразным капканом, и, как мы думали, непреодолимым препятствием для незваных гостей, для Вейдера просто ничто. Он тратит
— Это значит, — нерешительно произнес собеседник, — что в любой момент, когда ему заблагорассудится, он может покинуть Риггель?
Вайенс согласно кивнул, пригубив бокал с вином, любезно наполненный его адъютантом, и откинулся на спинку кресла. Кажется, допрос был окончен.
— И что же его удерживает от этого шага, как вы считаете? — поинтересовался голографический собеседник. Вайенс задумчиво приподнял брови, рассматривая жидкость в своем бокале.
Я не скажу ни слова про Еву.
Хотя мне и хочется кричать, говорит об этом.
О том, что ситх пожирает ее своими желтыми глазами, о том, что он следует за ее голосом, о том, что он ест у нее с рук. Я ни слова не скажу о Еве!
— Я не знаю, — ответил Вайенс, придав своему голосу как можно больше безразличия. — Он имеет полную свободу передвижения. Его никто не ограничивает — если, конечно, не считать постоянного пребывания с ними майора Рейн, но вы же понимаете, что это чистая формальность? — но он не делает попыток выкинуть что-нибудь этакое.
— То есть, вы считаете, что ему можно доверять? — подытожил собеседник чересчур настойчиво, и Вайенс кивнул, пожалуй, очень поспешно, но, будем надеяться, никто ничего не заметил.
— И я так считаю, и майор Рейн так считает, — ответил Вайенс. — Не так ли, майор?
Тяжкий взрыв где-то вдалеке потряс здание, да так, что изображение с голографа стало совсем неясным, так, пестрая рябь, и у Вайенса ухнуло вниз сердце.
— Генерал Вайенс! Что у вас там происходит? — прокричал Борск, но Вайенс уже не слушал его.
Началось! Началось, кричал его разум, и страх неведомого овладел Вайенсом.
А что это, собственно?
Откуда взрывы? Что происходит?!
Подземный толчок повторился, задрожала мебель. Вайенс не помнил, как оказался на ногах; не помнил он момента и когда Ева, до сих пор сидящая в самой расслабленной позе, вдруг оказалась у дверей, и адъютант, готовивший до того документы отчета, столкнулся с Евой в этих же дверях, и выкрикнул:
— Имперцы, господин Вайенс! Имперский крейсер и несколько истребителей!
— Черт! — завопил Борск. — Что им нужно?! Они атакуют вас?!
— Я не знаю, что происходит, сэр! Я не знаю; есть сведения только о том, что они напали, и Дарт Вейдер преследует нападавших на перехватчике Эта-2.
— Что-о-о?!
Крик Евы, казалось, был долгий, протяжный, и длился вечно.
Рванув всем телом, так стремительно, что ее коса хлестнула на лету отпрянувшего адъютанта по лицу, Ева выскочила в коридор и бегом кинулась по коридору.
Она не помнила, как оказалась в галерее, крытой стеклом, как бежала, задыхаясь. В угольно-черном небе ей чудился белый призрачный след, оставленный перехватчиком, уходящий прямо, пронзающий космос острой иглой.