Ева

Борунов Сергей

– Ты меня испугала до смерти!

– Не кричи! Я не хочу, чтобы обо мне знали.

– Это точно безопасно? – спросил старик, доставая из-за пазухи свёрток.

– Это наш лес, я за него ручаюсь. Не бойся, ты не отравишься. И покажи это своим людям, пусть найдут такие же плоды в лесу.

– Что мне теперь делать? Я здесь взаперти, я не в силах остановить выработку.

– Она уже

остановлена. Если твои люди не будут голодать, то не начнут рубить лес.

– Но они не смогут улететь к себе домой!

– Это верно. Отсюда никто не улетит.

– То есть как? – Тарас Петрович непроизвольно повысил голос от удивления и разбудил Сашу. В это же мгновение образ девочки растворился. Старик протянул к ней руки, в попытке задержать, но было поздно. Из-за стены послышался заспанный голос:

– Ты чего там, Петрович?

– Да ничего, сон дурной приснился, – ответил старик, сжимая свёрток.

Аккуратно развернув узелок, он достал несколько зеленых шариков, слегка мерцающих, будто покрытых люминесцентной краской. По форме они были похожи на земные каштаны, и от них исходил приятный аромат свежеиспеченного хлеба. Поняв, что запах могли услышать, Петрович быстро завязал узел, оставив несколько плодов.

– Саша! Ты можешь в сетку просунуть руку? – окликнул Тарас Петрович своего товарища по несчастью. Между ними была глухая стена, но спереди камеры была сетка, чтобы помещение просматривалось.

– Могу, а что? – спросил Саша, но, не дождавшись ответа, перекинул руку через две сетки и перегородку и, шевеля пальцами, пытался ухватиться за старика.

– Вот, держи. – Тарас Петрович вложил ему в руку несколько шариков. Саша крепко сжал кулак, и рука тут же исчезла.

– Что это? – с удивлением и недоверием спросил Саша.

– Это местные каштаны. – иронично ответил Петрович. – Ешь, доверься мне!

– Откуда это у тебя? – Саша вспомнил, про то, как старик им рассказывал о «внучке». Теперь, держа в руках эти «неземные» плоды, разрушать в своем разуме эту легенду было куда сложнее.

– Набрал в лесу, их там было много, как и свободного времени, после исключения из отряда. – старик невольно улыбнулся. – Чтобы наш план сработал, нас не должен мучить голод. И, Саш, нам стоит вернуть ему пульт.

– С какой это радости?

– Послушай, мне нужно, что бы кто-нибудь смог рассказать ребятам, о том, что в лесу много пригодных к употреблению растений! Они же там голодают.

Саша задумался, но затем возразил:

– У меня другая идея. Что, если я устрою тебе встречу с одним из наших? Объяснишь ему, что собирать, что не трогать. И пульт оставим при

себе!

– Вениамин на это не пойдет.

– Вот увидишь…

***

Напряжённость в освоении новых земель царила не только в рядах третьей группы. Руководитель научной группы Роберт изо всех сил пытался отстраниться от ситуации с лесорубами, но тщетно. Одни ученые вставали на сторону работяг, отказывались от пайков, уходили жить в палаточный лагерь. Другие – демонстративно называли трусами тех, кто боялся рубить лес, а заодно и тех, кто сочувствовал их лишениям. Но были и совсем обособленные личности.

Его звали Георгий, все называли его «чокнутым профессором». Будучи весьма начитанным и, скорее всего, умным, он был абсолютно нелюдимым человеком, скорее даже мизантропом. Он отказывался участвовать в тех исследованиях, которые сулили возможность обогащения. Его интересовала исключительно наука. Едва ли его можно за это судить, скорее наоборот, если бы не одно «но». Абсолютная безрассудность, граничащая с сумасшествием, и ненависть к людям.

Ему было слегка за сорок. Всю жизнь он посвятил геологии и химии. За свою жизнь был удостоен множества наград, но получил только половину, отказавшись от остальных. После смерти родителей он остался один, родственников у него не было. Образ жизни и характер не позволяли рассчитывать на появление супруги, поэтому единственным его спутником жизни была наука. При этом коллеги в последние годы всё сильнее отвергали его, считая его идеи радикальными, а многие вообще решили, что у него проблемы с психикой.

Лысая голова, густая чёрная борода, и резкие черты лица делали его похожим скорее на преступника, нежели на учёного. Худощавое тело и уставший взгляд, в любую погоду тщательно скрывались под объёмными плащами. Неспешная, хромая поступь выражала абсолютное безразличие ко всему, пока что-либо не увлекало его. Чаще то, на что другие учёные не обращали внимания, неожиданно вызывало у него восторг, в глазах появлялась жизнь, а размеренные движения становились хаотичными и резкими.

Уже на следующий день после приземления Георгий надолго исчез в лесу. Его пытались искать, но на небольшом радиусе от станции. Вернувшись, он не дал никаких объяснений, отказался от комнаты на базе и поселился в палаточном лагере на отшибе. Каждый день он на рассвете уходил и возвращался глубокой ночью. Учёный постоянно ругался с коллегами, отказывался предоставлять какие-либо отчёты Роберту и то и дело похищал оборудование.

Единственным человеком, с кем он мало-мальски общался, был Николай – биофизик и химик, человек, который, даже по мнению Георгия, был достойным представителем ненавистного людского вида. С ним он и делился своими мыслями и результатами наблюдений и исследований.

Николай, будучи человеком очень сдержанным и осторожным, всё, о чём они говорили, никогда ни с кем не обсуждал. Не потому, что считал необходимым хранить тайны, а потому, что не любил слышать в ответ негатив. Они с Георгием не дружили: он, как и остальные, его не выносил, но ему отчего-то очень льстило это доверие между ними, и он им дорожил.