Евангелие Михаила Булгакова
Шрифт:
Но поддерживали. Прежде всего тем, что во главе иудейской церкви ставили коллаборационистов (предшественник Пилата Валерий Грат сменил четырех первосвященников, пока не остановился на Иосифе Каиафе, который возглавлял храм все годы правления Пилата). Поддерживали постоянной угрозой — в Иерусалиме размешался крупный отряд легионеров. Поддерживали «правом меча» — властью над жизнью и смертью подданных, присвоенной прокураторам. А еще — непрерывным полицейским сыском; римская явная и тайная полиция повсюду вызывала множество жалоб. Полицейские функции выполняли и войска, расквартированные по всей Иудее. Народные сборища вне храма незамедлительно разгонялись силой оружия. Известны по крайней мере два случая, когда римская власть расправилась с толпами иудеев, руководимыми «лжепророками» — кандидатами в мессии. Интересно, что
1
См.: Флавий. Иудейские древности (в дальнейшем — Древности), XVIII. 4.1.
Надеюсь, из этой короткой справки читатель понял, почему Булгаков не принял версию Иисуса-мессии. Очевидно, потому, что Пилат наверняка должен был пресечь мессианские демонстрации в самом начале — например, схватить Иисуса, едущего на осле, и разогнать толпу. Скорее всего, поэтому Булгаков и предположил, что демонстраций не было. Что действие развивалось по одной из линий Иоанна, а именно с «как бы тайным» явлением в Иерусалим. Возможно, Иоанн лучше других евангелистов знал положение в Иудее [27]: «Тогда первосвященники и фарисеи собрали совет и говорили… если оставим Его так, то все уверуют в Него, — и придут Римляне и овладеют и местом нашим и народом» (Ин. XI, 47, 48).
5. Тайная вечеря
Итак, после посещения храма и мессианских пророчеств начинается основное действие трагедии. Приближается праздник Пасхи и опресноков. Иисус напоминает апостолам о своей близкой, уже предсказанной им гибели. Со своей стороны, «первосвященники и книжники и старейшины народа» собираются во дворце первосвященника Каиафы и полагают: взять Христа хитростью и убить. В некоторой неясной, но интуитивно очевидной связи с напоминанием Иисуса и собранием у Каиафы Иуда Искариотский, один из апостолов, отправляется к первосвященникам и спрашивает: что ему дадут, если он выдаст им Иисуса? Ему обещают тридцать серебряных монет, и он начинает искать удобного времени для тайного ареста. Я думаю, что преддверие праздника было самым удобным временем — почитатели пророка занимались ритуальной подготовкой, им некогда было его оборонять… Гонимый тревогой, Иисус уводит учеников из Иерусалима в [28] Вифанию, где и скрывается до Пасхи. Но первый день опресноков они должны провести в священном городе, такова традиция, и ведь до города рукой подать. Иисус, по-видимому, не очень-то хочет возвращаться в Иерусалим, но простодушные ученики подступают к нему — уже после заклания пасхальной жертвы — и спрашивают [29]: где велишь нам приготовить тебе пасху? Он велит идти в город на свидание с неизвестным им человеком, которого они должны узнать по кувшину воды. Следуя за этим человеком, они войдут в некий дом и предупредят хозяина, что учитель, «время Которого близко», желает в том доме совершить Пасху. Вот он перед нами — осмотрительный Иисус ранних евангелистов! Условные знаки, встречи на улице, молчаливый, с оглядкой, путь в безопасный, заранее подготовленный дом. Безопасный ли? Ученики проверят это и все подготовят, лишь тогда учитель придет к ним из Вифании. Тайная вечеря. Не правда ли, она мало похожа на собрание праведников, скорее на встречу заговорщиков, друзей по смертельно опасному делу?
«Не мир пришел Я принести, но меч. И враги человеку — домашние его… Кто любит отца и мать более, чем Меня, тот недостоин Меня», — говорил в свое время Иисус ученикам. И вот они проводят самый величественный, самый торжественный из праздников Израиля — одни, без семей, без родных — тринадцать гонимых людей, и среди них предатель. И мечи лежат в изголовьях пиршественных лож.
Художественная щедрость и многозначность Евангелий такова, что жесткая, трагическая линия сюжета тонет во вставных рассказах-притчах, теряется в потоке иносказаний, заслоняется духовным накалом, перебивается вариантами. За столетия, которыми повторялись слова «Тайная… вечеря…», как бы стерся истинный смысл
Матфей и Марк прекращают вечерю очень быстро. После возлияния Иисус отправляется на Елеонскую гору — в километре с небольшим от храма, за потоком Кедрон. И именно там он заводит речь об отступничестве апостолов, и в особенности старшего из них, Петра, которому предсказывается трехкратное отречение, «прежде нежели пропоет петух».
Лука существенно расширяет сцену вечери. Еще возлежа за столом, Иисус напутствует апостолов на продолжение дела и переходит к следующему, как сейчас принято говорить, вопросу.
[30] «Тогда Он сказал им: но теперь, кто имеет мешок, тот возьми его, также и суму; а у кого нет, продай одежду свою и купи меч» (Лк. XXII, 36). Ему докладывают, что два меча имеются, и он говорит — довольно. Евангелист поясняет, что мечи понадобились Иисусу для символического сопротивления при аресте, дабы его взяли как «злодея» во исполнение пророчества Исаии. Но объяснение это — очень сомнительное. Вряд ли можно было сбыть одежду и купить мечи в ночь великого религиозного праздника.
Итак, тринадцать человек, не дожидаясь утра, покидают город, пересекают поток Кедрон и оказываются на горе, над Иерусалимом.
Прежде чем перейти к сцене ареста, сделаем привычное уже отступление, раскрыв Евангелие от Иоанна. Здесь тайная вечеря начинается без подготовки и без указания места действия. Иисус не только не оберегается, но сам посылает Иуду за полицией, говоря: «что делаешь, делай скорее», после чего предатель покидает собрание, которому суть происходящего непонятна. «А как у Иуды был ящик, то некоторые думали, что Иисус говорит ему: «купи, что нам нужно к празднику», или чтобы дал что-нибудь нищим» (Ин. ХIII, 29). Очевидно, Иуда был казначеем сообщества — что ж, подходящая кандидатура в предатели [31]… Каноническая цена предательства заимствована из Захарии: «…И они отвесят в уплату мне тридцать сребреников. И сказал мне Господь: брось их в церковное хранилище…» (Зах. XI, 12, 13).
Отослав Иуду, Иисус произносит обширную проповедь, вполне христианскую, без оттенков иудаизма, и сцена приобретает совершенно иное, чем у синоптиков, величественно-мажорное звучание. Иисус говорит, что отныне он возлагает все надежды на учеников, своих друзей. «Нет больше той любви, как если кто положит душу свою за друзей своих… Я уже не называю вас рабами, ибо раб не знает, что делает господин его; но Я [32] назвал вас друзьями, потому что сказал вам все, что слышал от Отца Моего… Сие заповедую вам, да любите друг друга» (Ин. XV, 13, 15, 17). Далее он в молитве произносит такую фразу [33]: «…тех, которых Ты дал Мне, Я сохранил, и никто из них не погиб, кроме сына погибели, да сбудется Писание» (Ин. XVII, 12).
К сожалению, при пересказе невозможно передать двойственное положение «двенадцати». Вроде бы они — надежда Иисуса и будущее его учения. С другой стороны, они действительно «рабы» — глупые, суетные, несамостоятельные. Возможно, это диктовалось тогдашней литературной манерой. Огромная интеллектуальная дистанция между Иисусом и учениками, во всяком случае, очевидна. Иоанн с его несомненным литературным чутьем озаботился придать апостолам достойное звание — друзей Иисуса — хотя бы в конце повествования.
6. Арест
Обстоятельства ареста Иисуса в изложении всех евангелистов темны и непонятны. Как удалось найти его после всех предосторожностей, принятых им в пасхальный вечер? Иуда ведь никуда не отлучался с пасхального пиршества, и роль его свелась к знаменитому поцелую-указанию — вот, мол, кого надо схватить. Ничего другого он сделать не мог, то есть полиция пришла на Елеон буквально чудом. Иоанн, как мы видим, попытался исправить это — Иисус сам отправляет Иуду за полицией. В сцене ареста и следующей за ней сцене допроса Иисуса в доме первосвященника разночтения становятся раздражающими. Вот как разворачивается изложение.