Евангелие от Джексона
Шрифт:
— О, это не авантюра, это математический расчет с элементами научного предвидения, — с важностью сказал Джексон. — Я вижу блеск золота и холодное мерцание бриллиантов.
— Не томи, — взмолился Серж.
— Всему свой срок и свое место. Главное, чтобы вы не передумали, дело непростое, мне одному не потянуть.
— Мы готовы! — в один голос заверили Серж и Ники.
Джексон с одобрением кивнул и разлил оставшуюся водку и встал, остальные встали вслед за ним. Словно офицер царской армии, держа локоть на уровне плеча, Джексон поднес стаканчик к губам и, произнеся короткое «хоп!»,
«Да, вот это команда! — позавидовал Финик, когда те удалились, — миллионами ворочает. К таким бы подрядиться, я бы и на двадцатую часть согласился. Конечно, быть может, все это и блеф, пустая афера, но все же интересно»…
Но он тут же вернулся к действительности: нужно было теперь решать злободневный вопрос: как провести день, где перекантоваться ночью?
XIX
Был бы ум бы у Лумумбы, был бы Чомбе не при чем бы.
С утра на душе было скверно. Лодин нехотя ковырял яичницу и в который раз прокручивал в памяти вчерашний разговор с Цульским. Итак, ясно, как божий день, встретились они вечером у почты не случайно — старый лис поджидал его, караулил. Ах, какая сволочь, оборотень, наставничком бескорыстным прикидывался, добрым дядюшкой из благотворительного общества… Подкидывал информацию, рассыпался в любезностях, а сам компромат собирал, ждал случая исподтишка цапнуть, прокола ждал. И вот дождался, вцепился в загривок, попробуй отвяжись — этот клещ кровушку будет сосать, пока не лопнет. А такой не лопнет никогда, расчетливый гад…
«А я, я-то не взболтнул ли чего лишнего? — думал Лодин. — Вроде нет, впрочем, надо все еще раз вспомнить»…
— Знаешь, Коленька, новость есть небольшая, но сурьезная, — сказал Цульский с полнейшим равнодушием, после обмена приветствиями. — А к нам сегодня один товарищ с визитом наведался… Оттуда…
И он многозначительно подмигнул.
— К кому «к нам», и откуда оттуда? — спросил Николай, внутренне напрягаясь и готовясь к самому худшему. Он почти наверняка догадался, о чем идет речь, но верить в это так не хотелось…
«Неужели это конец?» — с досадой подумал он и сердце на мгновенье неприятно сжалось, стало тяжелым, как могильный камень.
— Ну-у… — разочарованно протянул Цульский, в упор глядя на собеседника невыразительными слезливыми глазками. Потухший долбан «Беломора» лениво переползал из угла в угол его щелевидного рта. — Я думал, мы понятливые, с полуслова схватываем-с.
— Что с полуслова? Не понимаю…
— Не дури! — неожиданно сердито оборвал его старик. Лицо Цульского вдруг изменилось, стало серым, жестким, безжалостным, таким его Лодину видеть еще не приходилось. — Опер был, в документах рылся, с начальницей о чем-то калякал, нашей работой интересовался.
— Ну и что? Мне какое дело?
Лодин пытался тянуть время. Он лихорадочно соображал, все ли ему выложил Цульский или еще что-то знает, не договаривает.
— Какое дело… — задумчиво повторил Цульский. — Не скажи, сынок, не скажи. — Наверно
Скромное, без претензий и без названия кафе находилось в двух шагах от почты. Они сели за дальний столик и им никто не мешал. Перед кофе Лодин выпил пятьдесят грамм коньяку, Цульский отказался.
— Здесь дают хороший кофе, плотный, — похвалил старик, поднимая чашку и манерно отставив мизинец в сторону. Он любил произносить некоторые слова в какой-то исковерканно-старинной манере: «кофий», «рестораций», «депеш»… — Знаешь, я раньше его не особо миловал, все больше чайком тешился. А сейчас чая-то не стало, так, одно название, дрючки прелые. Заваришь, сверху мусор плавает, и ни вкуса, ни запаха, тьфу!
Лодин слушал его рассуждения молча, бесконечно помешивая в чашке давно растворившийся сахар. Наконец Цульский перешел к делу.
— Я полагаю, тебе интересно, что нюхал на телеграфе товарищ в строгом костюме?
— Знаете, Вацлав Модестович, я не из любопытных.
— Ах ты, Николай Леонтьевич, надо же, какие мы супермены! Хватит в бирюльки играть, я не мент, а потому долго вальсовать не буду. Квартиру Страздини кто взял?
Лодин непроизвольно вздрогнул. Он ожидал самых разных пакостей, но к такому удару не был готов абсолютно.
— То-то, малыш, — удовлетворенно защелкал пальцами Цульский, видя замешательство Николая. Он нагнулся поближе и понизил голос до вкрадчивого шепота. — А хочешь, скажу, кто, когда и при каких обстоятельствах квартирку очистил? И не одну эту. За болвана меня принял, а я давно тебя пасу. Что ж, пусть у меня и всего четыре класса, а ты образованный, институции кончал, но на таких, как ты, у меня умишка хватит раскусить. Не зря кто-то сказал: главное — это не высшее образование иметь, а высшее соображение. А ты увяз, дружок, увяз крепко, думай.
Некоторое время они сидели молча. Кофе у Лодина совершенно остыл, он сделал лишь маленький глоток и отставил чашку.
— Что вы хотите?
— Вот это уже разговор. Исправляешься на глазах. Старик Цульский кое-кому дал немало ценных консультаций и за них надо заплатить, вот и все. В этом мире за все надо платить, разве не так?
— И сколько стоят ваши консультации?
— Ну, я думаю, мы поладим. Ваша фирма выделит мне приватный гонорар за услуги. Скромный гонорар, очень скромный.
— Я ничего не решаю.
— Знаю. Так передай своему главному: четыре штучки вполне согреют душу одинокому старику. Я усталый больной человек и на поправку здоровья прошу самую малость.
Лицо Цульского снова сделалось жестким.
— И без дурачков, Коля. Четыре штучки и не позже, чем завтра. Я не пугаю, но не стоит финтить, пару слов кому надо и сам понимаешь… Завтра в двенадцать позвонишь на телеграф, я буду ждать.
До полудня было еще полтора часа и надо было что-то срочно предпринимать. Конечно, выхода нет, надо все рассказать Купцу, а как тот среагирует, один бог знает. По головке не погладит, словом, дело дрянь! По идее, в Юрмалу надо было съездить еще вчера, но такой дождина хлестал — предвестник всемирного потопа!