Шрифт:
Евангелие от Филиппа
Третье произведение во 11 кодексе Наг-Хам мади - Евангелие от Филиппа (страницы 51.29 86.19).. Как и Евангелие от Фомы, будучи переводом с греческого, оно написано на саидском диалекте коптского языка. По значимости оно не уступает предшествующему, хотя и во многом отличается от него..Как и то, оно возбуждает у исследователей множество вопросов мировоззренческих и собственно исторических, литературоведческих и языковых '. Не менее чем первое оно заслуживает анализа эстети ческого.
Издатели разбили это произведение, подобно предыдущему, на ряд глав - изречений '. Вначале эти изречения представляют
Евангелие от Филиппа, как и Евангелие от Фомы, перекликается с каноническими текстами Но вого завета, но число параллельных мест относительно невелико. Зато больший простор открывается для ' рассмотрения апокрифа в свете истории античной философии. Впрочем, и для исследования христиан ской догматики, обрядов, таинств, символики он слу жит первоклассным источником и в этом смысле со держит не меньше (если не больше) материала, чем Евангелие от Фомы.
Мы не беремся перечислить все общие и спе циальные темы, при разработке которых может быть использован этот источник, остановимся на одной предполагающей уяснение социальной природы гнос тицизма.
Сама по себе эта тема с трудом обозрима даже с точки зрения тех горизонтов, которые она открывает перед учеными. Их не может не интересовать соци альный состав приверженцев гностических учений ', место споров о гносисе в церковной истории II III вв., непосредственно связанной с политическим и общественным развитием Римской империи. Не редкие в гностических текстах образы, позволяющие окунуться в атмосферу реальной жизни людей, уло вить отзвук волновавших их некогда общественных проблем, не оставляют равнодушным историка. На конец, мысли гностических авторов о нормах пове дения человека, как и суждения их противников о том, чем оборачивается гносис во взаимоотношениях между людьми, требуют анализа. Изучая гносис в его противоположности иному миропониманию иному социальному поведению, воспринимая его как про тест, как своего рода бунт по отношению к современ ной ему исторической ситуации, усвоенным нормам морали, исследователь не удовлетворяется этим и пытается увидеть изучаемое им явление вписанным в эпоху поздней античности, ее частью, ее порожде нием.
И гностический текст, которому посвящен очерк, Евангелие от Филиппа, теми, кого занимает собст венно социальная история поздней античности, также может быть изучен в разных планах. Попытаемся привлечь внимание к одному из них. На наш взгляд, важно в существе гносиса, который представлен в этом сочинении, уловить социальную природу, не от деляя ее, однако, от этого существа, не обособляя от философской или религиозной тематики. Именно в спекуляциях, как будто не принадлежащих сфере социально-политической борьбы, мы силимся раз личить то, что вне истории общества не может быть понято.
Памятник всегда сложнее любой его интерпре тации. И это сочинение очень широко открыто самым разным толкованиям. Оно замечательно даже среди произведений Наг-Хаммади, подчас поражающих своей многозначностью. К тому же оно чрезвычайно
В полной мере относится к Евангелию от Фи липпа следующее: есть нечто общее в гностических текстах и вместе с тем каждый из них несет свой соб ственный гносис, в каждом по-своему расставлены акценты, каждый выразителен на свой лад. Индиви дуальность памятников сказывается и на форме, столь свободной, что она с трудом поддается определени ям, и на содержании: тщетно искать полное единство с другими сочинениями в суждениях, находимых в апокрифе, - об избранности гностиков, о характере взаимодействия противоположных начал в. миро здании, о том, что такое духовность. Евангелие от Филиппа отражает мировосприятие сложное и внут ренне в общем довольно цельное. Но было бы ошибкой забыть, что это только один из возможных вариантов гностического миропонимания.
В апокрифе довольно явственно проступают два уровня бытия, с которыми в изречениях связы ваются слова <мир> и <царствие небесное>. Взаимо заменяемость слов и образов тут, как и в других гно стических памятниках, чрезвычайно велика. Поэтому в дальнейшем мы для краткости будем обозначать уровни именно этими терминами, хотя в текстах одно сопоставление сменяет другое: <мир>– <царствие небесное> (24. 87), <мир>– <эон> (11. 103 - 104), <мир>– <другой эон> (7), <мир>– <истина> (44,93). Есть в апокрифе и третий уровень, о котором гово рится в изречении 63: <или в мире, или в воскресе нии, или в местах середины (ср.: 107), но не он пре имущественно занимает внимание автора документа.
Присмотримся к тому, какими приметами наде лены <мир> и <царствие>. Сказанное в изречении 63 (<В этом мире есть и хорошее, есть и плохое. То, что в нем хорошее,- не хорошее, и то, что в нем пло хое,- не плохое>) имеет отклик в изречении 10: <Свет и тьма, жизнь и смерть, правое и левое - братья друг другу. Их нельзя отделить друг от друга. По этому и хорошие - не хороши, и плохие - не плохи, и жизнь - не жизнь, и смерть - не смерть. Поэтому каждый будет разорван в своей основе от начала>.
В <мире>, где все перемешано, каждая из сос тавляющих его частей не может быть совершенной. Полнота осуществления - удел иных уровней: и того, который в изречении 63 назван <серединой> (<Но есть плохое за этим миром, что воистину плохо, что называют серединой. Это - смерть>), и другого, <царствия> (о нем читаем в изречении 10: <Но те, кто выше мира,- неразорванные, вечные>) . <Мир> же лишен нерушимости (<...ибо не было нерушимо сти мира...>,- 99).
В отличие от <мира> с разрозненностью сла гаюших его частей, с неизбежной ущербностью того, что есть в нем, суть <царствия>, как раскрывается она в образах апокрифа,- в подлинном единстве: <Те, кто там,- не одно и другое, но они оба - только одно> (103 - 104. Ср.: 26, 60, 61, 69, 77, 78, 123 и др.). Крепость, исполненность, совершенство - эти выра жения постоянно встречаются в тех местах сочине ния, где говорится о <царствии> (см., например, фи нал произведения, начиная с изречения 123 и далее).