Евангелие от Сатаны
Шрифт:
– Когда вы в последний раз видели одержимую?
– Неделю назад.
– Тогда она уже начала превращаться?
Миссионер хохочет так, что у Карцо кровь стынет в жилах.
– «Превращаться?» Это слабо сказано, отец! Неделю назад ее ноги согнулись, словно лапы, а лицо стало похоже на…
– На что, Аламеда? На что оно было похоже?
– На летучую мышь, отец Карцо. Вы представляете это себе? Мерзкая летучая мышь!
– Успокойтесь, Аламеда.
– Как я могу успокоиться? – спрашивает в ответ миссионер и сжимает плечи Карцо с такой силой, что экзорцист морщится от боли. – Посмотрим,
– Оно с вами говорило? – спрашивает Карцо.
Аламеда, кажется, окаменел от страха. Карцо повторяет:
– Это существо говорило с вами?
– Оно спросило меня, что я пришел искать в этих местах. О господи! Если бы вы слышали, каким голосом оно задало этот вопрос!
– Что вы ему ответили?
– Я… не могу вспомнить… По-моему… Нет, я не помню.
– Это существо прикоснулось к вам?
– Не знаю…
Карцо хватает его за воротник:
– Ну же, Аламеда! Да или нет? Оно вас коснулось?
– Оно вдохнуло в себя мою душу, Карцо. Существо показало мне то, чего я никогда не должен был бы видеть, и погасило огонь, который горел во мне.
– Что оно вам показало?
– Скоро вы узнаете это, отец. Ох! Существо скоро проглотит вашу душу, и тогда вы узнаете это.
Карцо выпускает из рук сутану Аламеды, зажигает факел и переступает порог храма. Внутри так холодно, что выдохнутый им воздух мгновенно сгущается в пар. Согревая пальцы собственным дыханием, Карцо делает первые шаги по каменному коридору, который с легким уклоном уходит в темноту. Когда он преодолевает несколько метров, струя ледяного воздуха доносит до него крик Аламеды, фигура которого застыла, словно черная тень, в проеме входа.
– Бог в Аду, Карцо! – громко кричит миссионер. – Он командует демонами, он командует проклятыми душами, он командует призраками, которые блуждают во мраке! Вот что я увидел, когда существо коснулось меня! Все – ложь. Все, что нам говорили, ложь. Они лгали нам, Карцо! И мне, и вам тоже!
Эхо этого прерывающегося голоса долго катилось по недрам земли. Потом вокруг отца Карцо снова стало тихо. В этой тишине он продолжал идти вперед, высоко держа в руке свой факел.
Мария Паркс смотрит через затемненные стекла лимузина ФБР на проносящиеся мимо улицы Бостона. Толпа на сероватых тротуарах движется быстро: люди спешат укрыться от холодного как лед дождя. Его капли стучат по ветровому стеклу лимузина.
– Куда мы едем?
Ответа нет. Паркс оборачивается и при свете потолочной лампы видит лицо директора ФБР Стюарта Кроссмана. Это бледное осунувшееся лицо человека, который редко выходит на солнечный свет. Рост у него средний, ладони изящные, черты лица тонкие – ничего общего с теми атлетами, которых обычно берут к себе на службу федералы. Но достаточно всего один раз встретиться с ним глазами, чтобы забыть про его рост. От взгляда очень черных круглых глаз Кроссмана кровь леденеет в жилах. Сейчас к его уху прикреплен миниатюрный магнитофон: Кроссман слушает аудиозапись протокола вскрытия Калеба. Он отвечает так тихо, что Марии кажется, будто он говорит сам с собой:
– В аэропорт. Самолет компании «Юнайтед»
– Что я, по-вашему, буду делать в Колорадо в это время года – фотографировать лавины?
Стюарт Кроссман открыл папку, пробежал глазами несколько строчек лежащего в ней дела и опустил холодный взгляд на Марию:
– Четыре молодые женщины, которых убил геттисбергский злодей, были монахинями одной из самых тайных конгрегаций Ватикана. Руководство католической церкви послало их расследовать серию убийств, совершенных в монастырях Соединенных Штатов.
– Вы шутите?
– Разве я похож на шутника?
– Кто же были эти женщины – агенты Ватикана? Монахини в светской одежде с удавками, которые замаскированы под четки, и винтовками в сумках?
– Что-то в этом роде.
Помолчав, Кроссман заговорил снова:
– Сегодня утром я позвонил кардиналу-архиепископу Бостонскому и потребовал у него объяснений. Он мне ответил, что у Ватикана есть собственные полицейские службы и что Святой престол не обязан давать отчет никому.
– А какие убийства были должны расследовать эти монахини?
– Пока вы отдыхали в больнице, мы обыскали гостиничные номера и грязные съемные квартиры, в которых четыре исчезнувшие женщины поселились, когда приехали в Геттисберг. Там мы нашли новейшие компьютеры, горы карт мира и вырезки из газет. Анализируя содержимое жестких дисков компьютеров, мы пришли к выводу, что четыре монахини уже много месяцев преследовали Калеба и постоянно поддерживали связь между собой с помощью объявлений в газетах. Это были крупные общегосударственные ежедневные газеты или местные, в зависимости от того, где находились монахини. Так они следовали одна за другой из страны в страну и собирались вместе, когда это становилось нужно.
– Зачем были нужны объявления, раз у них новейшие компьютеры? Существует же Интернет.
– Пойди пойми их.
Снова тишина.
– Одно из последних по времени сообщений опубликовала Мэри-Джейн Барко в «Бостон геральд». Это несколько строк, втиснутых между объявлениями о встречах и предложениями работы.
– Что было написано в этом сообщении?
Кроссман вынимает листок из папки и читает вслух:
– Все мои дорогие! Я думаю, что снова нашла следы дедушки в Геттисберге, штат Мэн. Приезжайте быстро.
– Дедушка?
– Это кодовое имя, которым они называли Калеба. Этим сообщением она вызвала к себе остальных.
– А что было потом?
– Когда остальные монахини приехали в Геттисберг, Мэри-Джейн Барко уже исчезла. Им пришлось продолжить расследование с того места, на котором она его прекратила. Они тоже стали работать официантками и ждали, пока убийца даст о себе знать. Последнее объявление появилось в «Геттисберг ньюс» 1 июля, то есть накануне исчезновения Патриции Грей. В нем сказано: Дорогая Сэнди! О нашей кузине Патриции нет никаких новостей. Не могла бы ты встретиться со мной сегодня вечером на обычном месте? Объявление подписано «Дороти Бракстон» и адресовано Сэнди Кларкс, которая приехала в Геттисберг последней из четверых. Мы думаем, что две остававшиеся в живых монахини в тот же вечер встретились на краю Оксборнского леса и там тоже исчезли.