Евангелие от Сына Божия
Шрифт:
— Мир тебе. — И он тут же остановился. А остановившись, сказал:
Меня нельзя связать, даже цепями. Мной нельзя повелевать.
Тогда чего ты боишься?
Всего, — признался он. — Я живу в гробовой тьме и плачу. И раздираю остры ми камнями плоть свою. Но о тебе я слы шал. Я преклоняюсь пред тобой.
Что же ты слышал?
Что глаза твои сияют великим светом и зовут тебя Иисус. Так, во всяком случае, говорили те, кто вообще отваживается со мной говорить.
Его губы дрожали, и я понял,
— Многие страшатся меня, — добавил он, — Во мне больше бесов, чем в любом из моих соплеменников. Предупреждаю: не тронь меня, Иисус! Остерегись.
Не скажу, что сердце мое не дрогнуло. Человек этот был могуч, как бык. К тому же от него исходило зловоние. Страшный, заросший; волосы его были точно канаты, которыми привязывают к берегу корабль, чтоб не унесло в открытое море.
Он произнес:
Я живу в гробах тех, кто навеки проклят.
Как тебя зовут?
Легион. Нас много, и все это множество — во мне.
Я знал, что в нем сидят бесы, причем так много, что я могу с ними не совладать. Но я почувствовал на спине руку Господа, она подталкивала меня вперед.
— В тебе нечистый дух, мучивший царя Ирода. — молвил я. — Выйди из Легиона! Прочь.
И я взревел, как зверь. Ессеи часто так делают, чтобы укрепить заповедь, полученную от Бога. Мой рев спугнул диких свиней, что паслись на лугу, неподалеку от кладбища. Стадо с бешеным топотом рванулось прочь, и в тот же миг Легион изрыгнул целую стаю демонов. Как же бесновались они, как вопили! Я различил:
— Впусти нас! Впусти нас в свиней гадаринских!
Что ж, демон должен куда-то вселиться. И я позволил им войти в стадо. Свиньи же, приняв разбушевавшихся бесов, устремились с крутизны прямо в море. И было этих тварей числом две тысячи, и все они утонули, до единой. Даже низкие животные не смогли вынести вторжения нечистой силы.
Вскоре на берег стеклись люди, чтобы взглянуть на бывшего бесноватого. Легион оказался одет, умыт, в добром расположении духа. Но это никого ни в чем не убедило. Старейшины Гадаринских земель, трепеща от страха, попросили меня покинуть их берег.
Когда я взошел в лодку, Легион стал умолять, чтобы я взял его с собой. Искушение было велико. Из него получился бы могучий апостол. Но их было уже двенадцать, я не мог добавлять еще. К тому же он был язычником. Поэтому я, скрепя сердце, повелел ему:
— Иди лучше к своему народу и расскажи, что случилось с тобой.
Честно признаться, я все еще не мог побороть отвращения к этому человеку. Ужасны были демоны, вырвавшиеся из его горла, безумны их вопли. Как найти в себе сочувствие к вместилищу бесов?
Легион поселился в городе Декаполисе и говорил обо мне много хорошего его жителям. Язычники дивились
23
Возвратись в Капернаум, мы встретили одного из старейшин синагоги, звали его Иаир. Завидев меня, он приблизился и встал передо мною на колени. До сих пор фарисеи не оказывали мне никакого уважения, разве что отводили место для проповедей, да и то неохотно. Теперь же Иаир преклонил колена и взмолился:
— Моя крошка дочь при смерти. Прошу тебя, пойдем со мною, исцели ее. Она должна жить.
К этому времени я уже постиг, что вера и безверие ходят рука об руку. Одинаково тихо прокрадываются они в сердце. Пусть заправилы синагоги хулят меня, но это не значит, что слово мое не отзывается в их сердцах. Встреча с Иаиром придала мне уверенности, и я отправился к нему домой. За нами увязалась целая толпа. Мы шли по улице, и вдруг я почувствовал, что со мной творится что-то недоброе. Я вдруг обессилел. Я повернулся и спросил:
— Кто трогал мои одежды? Какой-то человек ответил:
— Что толку спрашивать у несметной толпы: «Кто трогал меня»?
Но тут предо мною пала ниц женщина:
— Из меня не переставая, вот уже двенадцать лет, течет кровь. Все, что имею, уходит на лекарей, но мне все хуже и хуже. Я. как прослышала про тебя, прибежала и дотронулась до твоих одежд. Надеялась: вылечусь. И чудо свершилось! Кровь не течет.
Она не лгала, это было видно по глазам. И я не стал ее укорять.
— Дочь моя, — сказал я кротко, — иди с миром, и к утру ты полностью исцелишься.
Едва она ушла, к нам подбежал слуга из дома Иаира.
— Твоей дочери больше нет, — сказал он хозяину.
Неужели женщина отняла у меня силы, которые были нужны для спасения ребенка?
Но в эту минуту я ощутил, что Отец мой рядом. Мне передалась Его сила, и я обратился к фарисею:
— Иаир, не бойся. И верь.
Оставалось надеяться, что девочка не умерла, а лишь погрузилась в глубокий, близкий к смерти сумеречный сон. Оттуда я ее вызволить смогу. Насчет своей способности воскрешать настоящих мертвецов я не был вполне уверен.
Я повторил про себя слова пророка Исайи:
— «Воспряньте и торжествуйте, повер женные в прахе».
В доме у Иаира царила великая скорбь. Многие плакали, голосили. Я произнес:
— Девочка не умерла. Она спит.
Я говорил так, чтобы успокоить воздух. Воскрешать мертвых лучше в тишине: душевная сумятица лишь загоняет их дальше, откуда возврата нет. Я попросил плакальщиков покинуть дом и прошел вместе с Иаиром и его женой туда, где лежала их дочь. Взяв ее за руку, я стал читать из Второй Книги Царств, строки эти я помнил наизусть: