Евангелие от Тимофея
Шрифт:
Любое серьезное сражение начинается со светом, но, поскольку спор между тысяцкими о том, кому стоять в первом эшелоне, затянулся, атаку пришлось отложить до полудня. Обезумевшие от голода и усталости служивые и так рвались в бой, вполне справедливо ожидая скорого избавления от мук (кто останется жив, тот уж точно нажрется до отвала, а мертвым все равно), но командиры решили вдобавок еще и вдохновить нас. Один из тысяцких (не наш громила, у которого был явный недобор с интеллектом, а другой, мозглявый, лицом схожий с крысой) взобрался на высокий пень и произнес речь – краткую, внятную и не допускающую двояких толкований:
– Бабе от природы предназначено
– Все вперед да вперед, – с досадой вымолвил Головастик, правда, не очень громко. – Хоть бы покормили сначала.
– Ишь, чего захотел! – ухмыльнулся один из служивых, по виду ветеран. – Попробуй заставь тебя, сытого да всем довольного, в бой идти.
– Ну хоть бы оружие какое дали! Куда же лезть с голыми руками!
– Оружия скоро будет сколько угодно. Только успевай подбирать.
Тысяцкие и сотенные тем временем кое-как стронули войско. Пока передовые шеренги, собираясь с духом, топтались на месте, задние бодро поперли вперед, смяв свой собственный центр. Всех нас сжало, закрутило и понесло, как щепки в Мальстреме.
Как же они думают сражаться, удивился я. Тут не то что бичом махнуть, руки не поднять!
Два войска столкнулись посреди рва, и сила этого удара передалась мне через сотни рядов. Множество бичей с той и с другой стороны разом взлетело в воздух и разом обрушилось на украшенные белыми и зелеными венками головы – словно винтовочный залп грянул. Каждый удар находил себе жертву. Вверх летели клочья волос и кровавые ошметки кожи. Первые шеренги полегли в течение нескольких секунд. Вновь слитно щелкнули бичи – и не стало вторых шеренг. Ров уже доверху был завален мертвыми и ранеными, а две человеческие лавины, давя своих и чужих, все перли и перли друг на друга. Хлопанье бичей превратилось в слитный трескучий грохот. В этой тесноте можно было драться только сложенными вдвое бичами. Такие удары хоть и не были смертельными, но почти всегда валили с ног, а упавших сразу затаптывали. Армии перемешались. В ход пошли деревянные кинжалы, зубы, ногти. Меня медленно, но неудержимо несло в самый центр схватки. Оглядевшись по сторонам, я не заметил ни одного знакомого лица, только откуда-то сзади раздавался рев человека-медведя, подгонявшего нерадивых и слабых духом.
Вдруг, перекрывая шум сражения, на той стороне, где находились вражеские тылы, раздался вой дудок. Не знаю, что обозначал этот сигнал, скорее всего команду к отступлению, потому что противник моментально повернулся к нам спиной и бросился наутек. Наша армия, словно прорвавшая плотину река, устремилась вослед.
Однако сразу за рвом нас ожидали неприятные сюрпризы: замаскированные ловчие ямы, клубки травы-цеплялки, баррикады из колючих веток.
Враг быстро уходил по заранее приготовленным проходам, убирая за собой переносные мостки. Это походило на что угодно, но только не на паническое бегство. Смутная тревога зародилась в моей душе. Вновь раздались
Однако наши славные вояки, подгоняемые отцами-командирами, преодолели краткое замешательство и вновь ринулись вперед, заполняя своими телами ямы и голыми руками растаскивая заграждения.
Кто-то ухватил меня за плечо. Это был Яган, живой и здоровый, хоть изрядно помятый. Вслед за ним, поддерживая друг друга, ковыляли Шатун и Головастик.
– Победа! – кричал Яган. – Видал, какие храбрецы! С таким войском мы всю Вершень покорим!
– Подождем, – охладил я его боевой пыл. – Бой вроде еще не окончен… Что-то здесь не так…
И действительно, я как будто в воду глядел. Едва только разрозненные и смешавшиеся толпы служивых, преодолев заграждения, вырвались на оперативный простор, как навстречу им выступили свежие силы противника. Построенный клином, отборный отряд без всякого труда разрезал нашу армию пополам, и все дальнейшее для меня было только бегом, бегом мучительным, позорным и безумным, бегом побежденного…
Спаслось нас немного. Думаю, не больше десяти из каждой сотни. Кстати, почти все начальники уцелели, и это было единственное, что внушало надежду, ведь, как известно, сила армии определяется не ее числом и выучкой, а мудростью и прозорливостью полководцев.
Никто не утешал нас, не перевязывал ран, не позаботился о пище и отдыхе. Беглецов поворачивали назад, строили, считали и коротко, с пристрастием допрашивали. Как я понял, причина поражения приписывалась нестойкости отдельных лиц вопреки твердому и разумному приказу покинувших поле боя.
Срочно требовались козлы отпущения. Одной из первых жертв оказался Яган. Вина его состояла в том, что, во-первых, он сам оказался жив, во-вторых, странным образом уцелела вся вверенная ему боевая единица, памятливый человек-медведь видел его в первых рядах бегущих. За все это в совокупности полагалось наказание в виде мучительной смерти. Однако, учитывая недостаток времени, чрезмерно большое число наказуемых и неопределенность общей ситуации, смерть мучительная была заменена смертью обыкновенной. Заточенный кол в брюхо, и все дела!
Четыре добровольных палача уже волокли Ягана туда, где дымилась куча вывороченных кишок и слабо трепыхались агонизирующие тела, когда он, словно выйдя из ступора, истошно заорал:
– Дайте сказать! Последнее слово! Имею важное сообщение!
Руководивший экзекуцией сотник нетерпеливо взмахнул рукой: дескать, кончайте побыстрее, мало ли что болтают перед смертью всякие трусы! Однако рядом оказался некий чин, по роду своей службы обязанный интересоваться всякими сообщениями, как важными, так и неважными. Полномочия этого невзрачного человечка явно превышали полномочия не только сотника, но и тысяцкого, и посему мокрый от крови кол только слегка ткнул Ягана в пупок. Его поставили на ноги, хоть и продолжали крепко держать.
– Докладываю, что в ряды нашего славного войска затесался болотник, известный под кличкой Душегуб. За его поимку обещана награда. Я наблюдаю за ним с того самого момента, как он ступил на Вершень. Кроме того, имею другие, чрезвычайно важные и секретные сведения, – клацая зубами от пережитого ужаса, но довольно бойко отрапортовал Яган.
Бежать было бессмысленно – каре служивых глубиной в несколько десятков человек окружало нас. Попытка прикончить Ягана вырванным у палача колом тоже ни к чему не привела – навалившаяся на Шатуна банда могла подмять под себя даже гиппопотама.