Эверест-82; Восхождение советских альпинистов на высочайшую вершину мира
Шрифт:
Я возвращался в наш лагерь на гору и чувств,о-вал себя легко и очень спокойно. Ленинградские
альпинисты Юра Разумов и Сережа Ларионов встретили меня у каменной ограды.
– - Тут наши ребята--передовой отряд с груза
ми. Леня Трощиненко. Киношники. Они нас ждут
вечером на маленький праздник, который устраива
ют работавшие с нашими ребятами шерпы экспеди
ции в честь успеха экспедиции. Мы пойдем раньше, а
ты найдешь сверху дом, крытый железом. Это дом...
Это был дом дяди нашего сирдара--бригадира высотных носильщиков Пембы Норбу. Хорошего достатка шерпский дом. На
– - Вот этот человек знаком с Геной Пантюхи
ным, он лазил с ним в пещеры, с братом Славика,-
представил меня Лене Трощиненко Сережа Лари
онов.
Я был и со Славиком тоже знаком. Когда-то давно, еще учась в Ленинградском университете, Гена Пантюхин позвал меня снимать кино про крымскую пещеру Кызыл-Кобу. Две недели мы ползали под землей, таская на себе аппаратуру и тяжелейший авиационный аккумулятор с посадочной фарой для освещения. Никто из моих спутников не подозревал, что я впервые видел кинокамеру. Пленку проявили на ленинградском телевидении и, увидев на негативе, что изображения мало, а темноты много- определили в брак и смыли. Гена был начальником "киноэкспедиции", а Славик, его младший" брат, таскал аккумулятор. Старший Пантюхин и по сей день один из сильнейших наших спелеологов, человек отчаянный и непримиримый, если дело касается сохранности пещер. Славик стал скалолазом, и отличным; много раз'чэчертя голову лазил в пещеры и горы, выручая легкомысленных туристов, и погиб сам во время спасательной операции.
Знакомство с Пантюхиным было хорошей рекомендацией для Трощиненко, меня посадили за стол. Шерпы и Воскобойников, улыбаясь, продолжали петь и танцевать. Из соседней комнаты вышла бабушка Пембы с черным, орнаментированным латунными полосками кувшином, наполненным чан-гом... Песня моментально прекратилась. Наванг взял чашку, бабушка налила в нее мутно-белую жидкость, и он, чинно придерживая левой рукой локоть
29
(совсем как у нас в Средней Азии в знак уважения), пустил чашку го кругу,
– - Они празднуют удачное завершение наших
дел. Двое из них раньше бывали на Эвересте, один
участвовал в шести экспедициях, а Наванг --самый
маленький из них--был ближе всех к вершине.
– Как высоко он поднялся?
– - Чуть выше третьего лагеря --семь восемьсот.
А дальше не смог. Да, Наванг?
Наванг улыбнулся и кивнул. Пемба, похожий на Робинзонова Пятницу (хотя имя его по-шерпски значит
– - Давайте выпьем, ребята,-- обратился Леня к
нам и шерпам,--за то, что все живы.
Шерлы встали полукругом и запели протяжно, но весело, шаркая кедами в такт песни. Некоторые из них двигались уже не очень уверенно.
Я подумал, что это действительно главное. В конечном счете, альпинизм не война, и не надо умирать на Горе, если можно выжить.
Философскую беседу, начавшуюся было за чашкой чан га, прервало появление высокого худого человека, заросшего бородой. Он быстро прошел к столу и потер руки, как это делают, когда с мороза входят в комнату и видят накрытый стол. '"Значит, так..." -- говорят обычно в таких случаях.
– Значит, так,--сказал человек, повисая над
низеньким столом,--за успех экспедиции и будущего
фильма! Ты из Москвы? Ага! Хорошо? Хорошо!
Сейчас я столько дел провернул! Ты закусывай.
Дима пленку перепаковал? Ага! Хорошо? Хорошо!
Ну, я пошел спать...
Валентин Венделовский, режиссер "Леннауч-фильма", быстро чего-то смел со стола и через минуту спал рядом с оператором.
– За то, что все живы,--повторил Трощинен
ко,--это--главный успех.
Воскобойников е перерыве между песнями громко говорил с шерпами по-русски. Они кивали головами и даже что-то по-русски отвечали.
Володя с ними разговаривает свободно. Вооб
ще он молодец. Он их приучил готовить так, что
вполне можно было есть. Вкусно даже. На кухне
шерпы-повара в белых халатах ходили.
Вообще все молодцы,--говорили Саша, Юра,
Сережа и я сидящему с гитарой Трощиненко, танцу
ющему с шерлами Воскобойникову и спящим Венде
ловскому с Коваленко, имея в виду всю экспедицию,
– Молодцы... А ведь все было на грани...
Бабушка принесла чанг, и чашки опять поплыли
по кругу.
На грани... Здесь, в Гималаях, каждое восхождение--это ходьба по ребру. С одной стороны -- солнце и жизнь, с другой --мрак и вечный холод. Сколько замечательно организованных и продуманных экспедиций заканчивалось трагически, сколько достяжений было омрачено... Невозможна предусмотреть все на пути, по которому еще никто не ходил. На улице было темно и тихо. Лишь шелестели на легком ветру молитвенные знамена. Намче-Базар спал.,.
Вечер в Тхъянгбоче
После Намче-Базара тропа пошла по левому склону горы высоко над рекой. Яков на тропе стало больше. Появились вдоль дороги лиловые ирисы, нежные, на очень коротких стебельках. Дорога медленно уходила вниз, и вдруг за поворотом открылось преддверие рая. Во всяком случае, мне показалось, что место пребывания, первоначально определенное богом человеку, не было бы оскорблено сравнением с открывшимся пейзажем. Белые и розовые деревья цветущих рододендронов на склоне зеленой горы с алыми от цветов кустами, пенно-белая река, в тихих местах словно отлитая из изумруда, лиловый туман, переходящий в густосинее небо, на фоне которого сверкают ослепительно белым снегом вершины ближних гор, а в качестве задника для всей этой картины использованы Са-гарматха со снежным флагом за вершиной и островерхая Лхоцзе.