Евгений Онегин (илл. Тимошенко)

Пушкин Александр Сергеевич

XLIII. XLIV

Буянов, братец мой задорный,К герою нашему подвелТатьяну с Ольгою; проворноОнегин с Ольгою пошел;Ведет ее, скользя небрежно,И, наклонясь, ей шепчет нежноКакой-то пошлый мадригалИ руку жмет — и запылалВ ее лице самолюбивомРумянец ярче. Ленский мойВсё видел: вспыхнул, сам не свой;В негодовании ревнивомПоэт конца мазурки ждетИ в котильон ее зовет.

XLV

Но

ей нельзя. Нельзя? Но что же?Да Ольга слово уж далаОнегину. О Боже, Боже!Что слышит он? Она могла…Возможно ль? Чуть лишь из пеленок,Кокетка, ветреный ребенок!Уж хитрость ведает она,Уж изменять научена!Не в силах Ленский снесть удара;Проказы женские кляня,Выходит, требует коняИ скачет. Пистолетов пара,Две пули — больше ничего —Вдруг разрешат судьбу его.

Глава шестая

La, sotto i giorni nubilosi e brevi,

Nasce una gente a cui 'l morir non dole.

Petr. 61

I

Заметив, что Владимир скрылся,Онегин, скукой вновь гоним,Близ Ольги в думу погрузился,Довольный мщением своим.За ним и Оленька зевала,Глазами Ленского искала,И бесконечный котильонЕе томил, как тяжкий сон.Но кончен он. Идут за ужин.Постели стелют; для гостейНочлег отводят от сенейДо самой девичьи. Всем нуженПокойный сон. Онегин мойОдин уехал спать домой.

61

Там, где дни облачны и кратки, родится племя, которому умирать не трудно. Петр<арка> (ит.).

II

Всё успокоилось: в гостинойХрапит тяжелый ПустяковС своей тяжелой половиной.Гвоздин, Буянов, ПетушковИ Флянов, не совсем здоровый,На стульях улеглись в столовой,А на полу мосье Трике,В фуфайке, в старом колпаке.Девицы в комнатах ТатьяныИ Ольги все объяты сном.Одна, печальна под окномОзарена лучом Дианы,Татьяна бедная не спитИ в поле темное глядит.

III

Его нежданным появленьем,Мгновенной нежностью очейИ странным с Ольгой поведеньемДо глубины души своейОна проникнута; не можетНикак понять его; тревожитЕе ревнивая тоска,Как будто хладная рукаЕй сердце жмет, как будто безднаПод ней чернеет и шумит…«Погибну, — Таня говорит, —Но гибель от него любезна.Я не ропщу: зачем роптать?Не может он мне счастья дать».

IV

Вперед, вперед,

моя исторья!Лицо нас новое зовет.В пяти верстах от Красногорья,Деревни Ленского, живетИ здравствует еще донынеВ философической пустынеЗарецкий, некогда буян,Картежной шайки атаман,Глава повес, трибун трактирный,Теперь же добрый и простойОтец семейства холостой,Надежный друг, помещик мирныйИ даже честный человек:Так исправляется наш век!

V

Бывало, льстивый голос светаВ нем злую храбрость выхвалял:Он, правда, в туз из пистолетаВ пяти саженях попадал,И то сказать, что и в сраженьеРаз в настоящем упоеньеОн отличился, смело в грязьС коня калмыцкого свалясь,Как зюзя пьяный, и французамДостался в плен: драгой залог!Новейший Регул, чести бог,Готовый вновь предаться узам,Чтоб каждым утром у Вери 62 В долг осушать бутылки три.

62

Парижский ресторатор.

VI

Бывало, он трунил забавно,Умел морочить дуракаИ умного дурачить славно,Иль явно, иль исподтишка,Хоть и ему иные штукиНе проходили без науки,Хоть иногда и сам впросакОн попадался, как простак.Умел он весело поспорить,Остро и тупо отвечать,Порой расчетливо смолчать,Порой расчетливо повздорить,Друзей поссорить молодыхИ на барьер поставить их,

VII

Иль помириться их заставить,Дабы позавтракать втроем,И после тайно обесславитьВеселой шуткою, враньем.Sel alia tempora! 63 Удалость(Как сон любви, другая шалость)Проходит с юностью живой.Как я сказал, Зарецкий мой,Под сень черемух и акацийОт бурь укрывшись наконец,Живет, как истинный мудрец,Капусту садит, как Гораций,Разводит уток и гусейИ учит азбуке детей.

63

Но времена иные! (лат.)

VIII

Он был не глуп; и мой Евгений,Не уважая сердца в нем,Любил и дух его суждений,И здравый толк о том, о сем.Он с удовольствием, бывало,Видался с ним, и так нималоПоутру не был удивлен,Когда его увидел он.Тот после первого привета,Прервав начатый разговор,Онегину, осклабя взор,Вручил записку от поэта.К окну Онегин подошелИ про себя ее прочел.